Нигде никаких следов дверного проема. Для него и стены-то небыло. Майя пробежала расстояние, намного большее, чем размеры средней каюты, новсе еще не встретила преграды.

И снова чувство комфорта попыталось ее захлестнуть. Онасопротивлялась, но борьба была тяжелой. Сила, одолевавшая ее, казалась оченьмогучей.

Какой-то голос позвал ее. Майя на нем сосредоточилась.

Язык был незнакомым, но через минуту она начала пониматькое-что из его рассказа.

Чувство потери. Чувство попранной справедливости. Жаждапреследования. Сожаление. Ошибки. Нужда. Отчаяние.

Твердая решимость. Смерть.

Смерть. Тени. Что-то из переживаемого сейчас Майей сталообретать смысл. Еще чуть-чуть — и она начнет понимать.

Повтор всех ощущений, чувств. Появляется смысл. «Майя».

Она мигнула, и, проснувшись, поняла, что лежит на кровати,голова на подушке.

— Кровь Карима! — пробормотала Майя де Фортунато. Всевыглядело, как прежде, до того, как она коснулась стены.

Голландец. Он стоял по ту сторону стены, очевидно, стесняясьвойти.

Ослепительная иллюминация. Трансформации. Голос. Неужели всеэто было во сне? Майя тряхнула головой в попытке обрести ясность. Она нележала. Она стояла у стены, и, когда оперлась на нее, вся каюта расцвеласиянием.

«Тогда как же я проснулась сейчас? Должно быть, я заснула.Наверное, так и было».

Она посмотрела на свои пальцы, потом медленно потянулась кстене каюты. Не дыша, она коснулась дерева.

Каюта не изменилась. Ни следа перемены.

— Майя, с тобой все в порядке?

Голландец. Охваченная недоумением, она заставила его стоятьснаружи. Майя поднялась с кровати и открыла дверь.

На его лице появились первые признаки беспокойства. Однакотеперь он сразу выразил живейшее облегчение.

— Извините, — начала она, не зная, следует ли сообщать ему отом, что произошло, или не произошло, в каюте.

Пока она не убедится, что все это действительно было, онапомолчит.

Он пробежал взглядом по комнате, как будто догадываясь, чтоздесь случилось. Майя вспомнила о собственном странном сне Голландца иподумала, не встроила ли она его в продукт своего переутомленного воображения.

— Все нормально?

— Да, но… — Ей все еще хотелось хоть что-нибудь рассказать.

Рука в перчатке взяла ее за кисть:

— Тогда иди за мной. Быстро.

Говорил он спокойно, но глаза выдавали спешку. Майяотбросила свои размышления и сразу пошла за ним вверх по трапу. Когда ониприблизились к двери на палубу, она услышала, что дует сильный ветер.

— Будь начеку! — прокричал Голландец, толкая дверь.

Кричать ему пришлось. Завывания ветра были такими мощными,что иначе его просто не было слышно.

— Что происходит?

— Он повернул! Он меняет курс! — Поля шляпы хлопали его полицу, так как ветер врывался в колодец лестницы.

Наконец он ее снял и швырнул на лестницу. Звездные глазавстретились с ее взглядом.

— Я слышал голоса. На этот раз другие. Не голоса погибших.Это голоса из твоего времени, из твоей страны. Это твой шанс!

Майя едва помнила, как была внизу, должно быть, большевремени, чем ей казалось.

— Мы уже останавливались в других периодах? Я долго спала?

— Ты почти не спала. — Голландец повел ее к поручню.

Она двигалась медленно, ветер кружился по палубе, какторнадо. Было очевидно, что моряк не мог ожидать такого, исходя из своегоопыта.

— Не могу сказать почему, но он изменил курс! Он пропустилдругие порты, пропустил их и все!

Совсем в них не останавливался? Майя заставила себя неслушать голоса. Она должна сосредоточиться на том, что он говорит.

— Но почему?

Он ухватился за поручень и подтянул ее. Показав ей, чтоб онадержалась сама, он прокричал:

— Может быть, мы никогда не узнаем, да это и не имеетзначения. Все, что сейчас надо помнить, это чтобы ты была готова. Возможно, ужеслишком поздно!

— Но это же хороший знак?

Он покачал головой. Голос его наполнился таким ужасом,которого она еще не слыхала.

— Самый плохой знак, Майя де Фортунато. Раз мой приятель такспешит, то, боюсь, время подходит. Может, уже подошло! — Голландец горестносклонил голову. — Еще один мир собирается погибнуть!

Что-то огромное и темное внезапно пронзило пелену облаковпрямо перед ними. Не гора, здание. Майя разглядывала его. Небоскреб. Точно.Джон-Хэнкок-билдинг. В тот момент, когда она все поняла, облака сталирасходиться. Была ночь, но, как ни странно, видно, как днем. Под нею лежал весьмегаполис, даже озеро.

Они снова в Чикаго двадцатого века, но вдруг уже опоздали?

Головная боль. Август де Фортунато пытался убить их, наславсамого прародителя головной боли.

Гилбрин-Бродяга упал на одно колено, когда чудовищная силапопыталась сжать его мозг. Он подумал, что целью Фортунато должна бытьзначительно более сложной и губительной, чем просто страшная головная боль, ноон и Таррика пока страдали только от нее. Конечно, если давление станетневыносимым, тогда это и будет тот подарок, который им послал отец Майи.Гилбрин был уже почти готов сдаться боли. Как прекрасно и заманчиво выгляделпол. Какой покой обещает потеря сознания.

Майя.

Мысленно Гилбрин увидел ее лицо. Образ был таким живым, какбудто она оказалась здесь. Он не может сдаться предательской силе де Фортунатоили того, кто стоит за ним, силе Сына Мрака. Это означает не только смертьГилбрина, Майе он тоже не сможет помочь.

— Держись, парень. — Руки с железным захватом, нуразумеется, с железным — уцелевшая часть сознания все еще была в состояниишутить, подняли Гилбрина с пола.

Сквозь слезы он различал бесстрастное лицо Фило. Аниматронсклонил голову набок. Гилбрин пытался сфокусировать взгляд на большом, глядящемв упор глазе. Ему стало легче.

Гилбрин схватил Фило за плечо и выдохнул: