Новый треск сверху заставил ее поднять глаза. Отсутствующаяпрежде мачта теперь была на месте, по крайней мере ее часть. Имелся тольковерхний сегмент, а двух третей снизу все еще не было.

— Он собирает себя по кусочкам.

— Что вы имеете в виду? — Майя почувствовала себя попугаем,на которого был так похож Фило, ей хотелось ответов.

— Каждый раз, когда «Отчаяние» терпит поражение в борьбе сосвоим другом Мальстремом, я часто думаю, зачем он терпит свое собственноеразрушение, только чтобы я увидел смерть еще одного мира, но он терпит. Однакоего повреждения никогда не остаются навсегда, «Отчаяние» себя восстанавливает.Он скоро покинет это время и отправится дальше, где сможет собрать ещекое-какие свои частички.

Ко времени, когда он достигнет того периода, откуда забралитебя, думаю, он будет практически целым. — От этих слов он нахмурился. —Скорость, с которой он собирает куски, в этот раз, видимо, означает, что ему непотребуется совершать третий заход после того, как ты доберешься до своеговремени. А если так, то у этого варианта меньше времени, чем я предполагал.

«Ничего себе, хорошие новости». Майя сжала кулаки и, неотдавая себе отчета почему, поспешила к поручню. Глаза ее расширились. Онинаходились ниже, чем ей казалось.

Внизу виднелся город. Он напомнил ей тот, где она жила приинкарнации в Персии. Вроде бы они находились на Среднем Востоке, но где икогда, она сказать не могла.

Пока она смотрела, картина поблекла.

Усталая пленница поморгала, но зрелище не стало резче.

Скорее наоборот, оно выглядело еще менее четко.

— Мы двигаемся в следующий порт захода.

Она едва не вывалилась за поручень, настолько удивил ееголос Голландца рядом с ней. Иногда он ходил так бесшумно… Майя обернулась кмореходу.

— Где он будет, и когда? — требовательно спросила она.

Голландец пожал плечами:

— Я путешествую только как пассажир. Майя де Фортунато.

— Я просила называть меня Майя. Больше никак.

Он кивнул.

— Сколько до следующего порта?

— Время очень относительно на «Отчаянии», но не думаю, чтобыочень, долго.

Земля уже исчезла, ее заменил какой-то странный туман.

Майя думала, что вновь возникнет закрытая звездным светомпустота, но вместо этого облака уплотнились. Ни вверху, ни внизу, ни вокругкорабля ничего не было видно. Майя посчитала до двухсот, но пейзаж не менялся.

Голландец выждал, пока она свыкнется с этой последнейпеременой.

Не так уж страшно на него смотреть, подумала Майя, еслитолько справиться с мыслью о его невероятном возрасте и опустошенности,вызванной бесконечным странствием.

Он не рождался каждый раз вновь, как Странники; он простопродолжал существовать в одной вселенной за другой.

Тут Майя вспомнила, что он умер. И снова желание узнатьпересилило все. Она собралась с духом.

— Расскажите мне.

В выражении его лица появился намек на покорность, а голосне оставил сомнений.

— Я умер. Невозможно было это не понять. Меня оторвало отсамого себя, душа без тела, тело без души. От мира ничего не осталось, ничего.Я смутно помню, как меня обволокло водой; дышать было невозможно. Сердце моеразрывалось, легкие заполнял целый океан. Для меня в этом доказательство моейсмерти.

Даже сейчас ему было больно вспоминать об этом.

— Я познал такую боль, которой не ведал никто ни до, нипосле меня. Должно быть, я кричал, никогда не мог вспомнить в точности, но,наверное, так и было. Я, плыл целую вечность, а может, и дольше. — Он прикрылглаза, его черные глаза наполнялись человечностью, когда ему приходилосьописывать боль и ужас. — Во всяком случае вечность не кажется такой долгой. Я пережилстолько вечностей.

Корабль заскрипел, но, посмотрев вокруг, Майя не заметилаперемен. Очевидно, что время следующего «порта» еще не подошло.

Как только ее внимание снова вернулось к нему, Голландецпродолжил. Он протянул руку и показал на свое таинственное судно:

— Внезапно я больше не был один. Появился он, безмолвнаянастойчивая тень, от которой я не мог скрыться. Я мог только смотреть, как онавсе увеличивается по мере того, как сжималось расстояние между нами. Моейпервой мыслью было, что это какой-то голодный левиафан, плывущий, чтобысхватить меня. Я не" мог понять, что это такое, но считал — это моенаказание за Конец света. Что еще могло ждать меня после жизни? Такое язаслужил. — Голландец улыбнулся, но в его улыбке не было радости, лишьвоспоминание. — Когда он оказался рядом, то он, мой вечный товарищ, заглотилменя целиком.

— Заглотил? — Майя вдруг ощутила желание оторвать ноги отпалубы. Ей казалось, что в любую минуту под ней может разверзнуться дыра и онанавсегда исчезнет во внутренностях «Отчаяния».

Должно быть, Голландец заметил ее отвращение. Он покачалголовой, а затем снял свою широкую шляпу. Седеющие волосы развевались в потокахтаинственного ветра. Без шляпы он стал выглядеть еще человечнее и не таквнушительно.

— Теперь тебе нечего больше бояться, Майя. Сейчас«Отчаяние», я так сам назвал его в честь своего несчастья, стал совсем другим.Этот корабль, это судно — создание моего собственного проклятия. Он происходит,как я в конце концов понял, из разных образов моего подсознания.

«Мое собственное сознание?» Майя оглядела корабль: признакидревности, тщательность, с которой, казалось, был построен корабль… Всеговорило о том, что он всегда был морским судном, однако Голландец только чтосказал, как что-то обычное, что когда он увидел его впервые, его форма быласовсем другой. Майе хотелось считать, что она ошиблась, что на самом деле онсказал совсем иное, но она знала, что это не так.

— Как выглядел корабль, когда вы его впервые увидели?

Голландец закрыл глаза. Было видно, как сильно онсосредоточился, Майя за него испугалась. Может быть, вытягивая из него столькоинформации о прошлом, она подвергла моряка и бывшего ученого слишком большомуиспытанию.

Наконец он снова открыл глаза.