Кажется, этот кобель к ней клеится, сообразил снеудовольствием Воронцов.

— Какой смех, какой голос! Вы танцуете? — вдругспросил Тришкевич.

— Танцую вообще-то, но ведь музыки нет.

— А если я организую музыку, обещаете мне первый танец?

— Конечно!

— Если хватит рук обхватить ее за талию, — сневинным видом проговорила Лира.

— Слушай, ты, доносчица, собачья извозчица! —вскинулась Элла. — Я не посмотрю, что ты знаменитость, дам в нос — и всятвоя ринопластика развалится к чертям!

— Элла! — испуганно схватил ее за руку Воронцов.

Но тут вдруг раздались громкие звуки музыки, и некакой-нибудь, а самой любимой, Ава Нагила!

Элла с детства обожала эту мелодию, и даже пыталась игратьее на скрипке, несмотря на протесты бабушки Антонины Сократовны. Кто-то ужепустился в пляс, а к ней с довольной миной спешил Тришкевич:

— Годится?

— Еще как!

Что это был за танец! Она забыла обо всем, она была сейчаслегкой как пушинка, казалось, она едва касается пола и половинка еврейскойкрови радостно, восторженно вскипает в жилах. Не было ничего, только она,музыка и сверкающие сумасшедшим весельем, влюбленные глаза Тришкевича.

В ней просыпалась такая радость жизни, какой она еще никогдане испытывала, и ей не было дела ни до Воронцова, ни до Зои Звонаревой, вообщени до кого. Она любила жизнь и впервые любила себя в этой жизни. Сколько длитсятанец? Всего лишь несколько минут. И когда в конце Тришкевич схватил ее и сочнопоцеловал в губы — от полноты чувств, раздался гром аплодисментов. Эллазасмеялась и чуть не упала, у нее закружилась голова, но Тришкевич поддержал ееи шепнул на ухо:

— Браво, это был лучший танец в моей жизни!

Он подвел ее к остолбеневшему Воронцову и не менееостолбеневшему Махотину, — Ну, Элка, ты дала жару! — засмеялсяМахотин. — В этом было даже что-то первобытное… Невероятно!

— Кстати, меня зовут Вася, — успел еще шепнутьТришкевич, хотя вся страна, и в том числе Элла, знала его имя.

— А я вспомнил «Анну на шее», — пробормоталВоронцов.

— Да, Элка, ты классно трясла окороками, — ядовитозаметила Зоя Звонарева.

Элла расхохоталась легко, от души, и даже не взглянула нанее.

— Нельзя так откровенно завидовать, мадам, —заметил насмешливо Тришкевич, — вспомните классика и учитесь властвоватьсобой!

Ах, как он мне нравится, подумала Элла. Прелесть, а немужик.

Внезапно Воронцов властно взял ее под руку и отвел всторонку.

— Что такое, Митя?

— Выходи за меня замуж! Завтра же!

— Что?

— Выходи за меня замуж!

Она глянула на него немного пьяными счастливыми глазами:

— Нет, Митя! Мне еще неохота на насест!