– Изнасиловали? – Таран широко размахнулся. – И надругались?

Кулак разогнался по траектории, но Радченко дернул головой в сторону, костяшки пальцев задели ухо по касательной. Мелькнула мысль, короткая, и ясная: еще пара минут такого избиения – и морда превратиться в кровавый блин. Беззубый и безносый. Бугор тяжелее его килограммов на двадцать, здоровый откормленный бугай, каких поискать, – и сразу видно, не новичок в кулачных поединках. При таком раскладе шансы противника так себе, совсем дохленькие. Радченко вжал голову в плечи, обхватил лицо ладонями, подушечкой большого пальца вытащил из-за щеки бритвенное лезвие.

– Это ты привел их? – Бугор мертвой хваткой вцепился в горло своего противника, сжал пальцы. – Отвечай, рвань дохлая. Ты притащил их на хвосте?

Чтобы бугор ослабил хватку, Радченко постарался упереться подбородком в грудь, зажать пальцы, сдавливающие горло. Таран инстинктивно отдернул руки, но тут же сдавил дыхалку с новой силой. Бугор дышал глубоко, с молчаливым ожесточением сжимал горло.

– Отвечай, тварь, – заорал он. – Ты привел этих сук?

– Я… – Прохрипел в ответ Радченко. – Я привел…

– Они пришли за товаром? Хотят забрать всю партию на шару? А меня вглухую заделать?

– Хотят забрать… И тебя заделать…

– Погань. – Пальцы еще сильнее врезались в горло. – Кусок заразы.

Радченко с усилием втянул в себя воздух. Выдохнул. Попытался снова сделать вдох, но ничего не получилось. Мир поплыл перед глазами. Еще пара минут – и все будет кончено. Он застонал, выставил левую руку вперед, схватил бугра за тельник, сгреб пятерней материю, рванул на себя. Взмахнул правой рукой, бритвой, зажатой между пальцами, полоснул по лбу бугра. Все случилось так быстро, что Таран не понял, что произошло, а кровь уже залила глаза.

Он инстинктивно поднял руку, чтобы вытереть лицо, выпустил свою добычу. Радченко полоснул бритвой справа и слева по груди, разрезав тельник вдоль и поперек, глубоко рассек кожу. И снова полоснул по лицу, целя в горло. Но Таран ушел от удара, бритва чиркнула по щеке. Радченко приподнялся и снизу вверх ударил противника лбом в подбородок. Удар оказался сильным и прицельным, бугор прикусил язык и впервые застонал от боли. Оттолкнувшись ногами от земли, подняв бедра, Радченко свалил противника на бок. Ослепленный болью, Таран встал на колени, прижимая ладони к лицу. Радченко ударил его наотмашь кулаком в шею.

Бугор вытянул вперед руку, ухватил противника за пояс джинсов и стал притягивать к себе. Вид Тарана был страшен. Лицо в крови, тельник, исполосованный бритвой, повис лоскутами, обнажив глубокие порезы на груди. Волосы, испачканные кровью, встали дыбом. Радченко плохо стоял на ногах, дыхания не хватало. Показалось, сейчас он рухнет на землю, а бугор, навалившись на него, перегрызет горло. Радченко что было силы рванулся в сторону, схватил со стола чайник. Внутри не кипяток, но вода достаточно горячая, чтобы обжечь кожу.

Бугор зарычал. Радченко с размаха саданул чайником по голове Тарана. Звук вышел странный, будто по бочке, полной воды, врезали дубиной. Радченко снова размахнулся и ударил сверху вниз, по темечку. Когда бугор повалился на пол, Радченко вытащил из-за пояса его штанов пистолет, а из кармана запасную обойму. В голове еще гудело, земля качалась под ногами, а дыхания по-прежнему не хватало. Переступив раскладушку, Радченко крест-накрест распорол полотно брезента, встав на карачки, вылез из палатки со стороны, противоположной той, где был вход.

Камышовые заросли в десяти метрах, но до тех зарослей еще надо добраться. Перед ними неглубокая яма, в которую бугор бросал пустые консервные банки. Кажется, чужие пальцы еще сдавливают горло, вместо дыхания из груди выходят предсмертные хрипы. Радченко повалился в яму: нужно перевести дух, хоть немного прийти в себя. Он упал на спину, потрогал лицо кончиками пальцев. Вся физиономии липкая и горячая, майка от ворота до пупа залита чужой кровью. Радченко выбрался из ямы, распластавшись на песке, пополз к камышовым зарослям.

* * *

Охранник, стоявший возле входа в палатку, понял, что внутри происходит что-то неладное. Но приказа войти не было. А по своей инициативе влезть на территорию хозяина – значит без разговоров получить по морде. Такие случаи бывали, охранник за летний сезон потерял уже три зуба. И теперь берег остальные. Он прохаживался взад-вперед, держа карабин наготове. Тот чужак, что пришел в лагерь и говорил с бугром, по-прежнему стоял на дальней оконечности отмели, дожидаясь чего-то. Видно, разговор они так и не закончили. Охранник звериным чутьем уловил за спиной какое-то движение, повернул голову. И остолбенел от изумления, не сразу узнав Радченко. Окровавленный с ног до головы человек медленно, вжимаясь в землю, полз к камышовым зарослям.

Радченко обернулся назад, его взгляд встретился с взглядом охранника. Человек поднял ружье, прижал тыльник приклада к плечу, стараясь поймать свою жертву на мушку и пустить пулю в голову, чтобы кончить гада одним выстрелом. Радченко перевернулся на бок, приподнял руку с пистолетом. Но противник выстрелил первым. Пуля просвистела где-то возле уха. Радченко целил в живот.

Пистолет казался тяжелым, как пудовая гиря, рука мелко дрожала, ствол выписывал в воздухе восьмерки.

Радченко нажал на спусковой крючок. Мимо. Охранник выстрелил дважды и снова промазал. Противников разделяли метров двадцать. Охранник крепче сжал оружие, совместил мушку с целиком. Прозвучал тихий хлопок. Это выстрелил Радченко. Охранник выронил ружье, согнувшись, схватился руками за низ живота, сел на колени. Он задрал голову к небу и повалился на землю.

* * *

– Мочи эту суку! – По лагерю прокатился звериный рык. Это во всю свою луженую глотку заорал бугор, опомнившись от тяжелого нокдауна. – Мочи…

Радченко, передвигаясь на четвереньках, скрылся в зарослях. Когда грянули первые выстрелы, Шест досасывал очередную сигарету. Он не понял, кто и в кого стрелял. Инстинктивно попятился назад, обернулся, прикидывая пути к отступлению. Таран произвел на него отрицательное впечатление: опасный сукин сын, с которым трудно договориться. Тупой до безобразия. И разговор закончился как-то странно: Таран, буркнув, чтобы Шест ждал на этом месте, повернулся и ушел. А потом началась стрельба.

Услышав крик Тарана, Шестаков понял, что стоять так, в полный рост на виду всего лагеря – значит дожидаться больших неприятностей. Он резко повернулся и бросился туда, откуда пришел. Шест бежал как цапля, высоко задирая ноги, поднимая вверх колени. На песке он видел свои следы, оставленные по дороге сюда. Глубокие слепки сохранила фактуру подметок. Шест обернулся на бегу. В эту секунду кусок свинца ударил в спину, ниже ребер. Шестаков сделал еще два прыжка, почувствовав, что ноги заплетаются, попытался остановиться, но вместо этого упал, перевернулся через голову и потерял сознание.

Он очнулся от беспорядочной ружейной стрельбы. Братва не стала брать лагерь в кольцо: в этом случае велика вероятность перестрелять друг друга. Парни спрятались в зарослях по правую руку от Шестакова. Пришла мысль, что кто-то догадается вытащить его из-под обстрела. У Безмена в рюкзаке аптечка, надо остановить кровотечение. Это главное. А с почкой, разорванной пулей, придется попрощаться. Ничего, люди живут и с одной почкой, – успокоил себя Шест. И даже неплохо себя чувствуют. Он со злостью подумал, что никто из парней не рискнул приблизиться к нему. Значит, надо попробовать проползти пятнадцать метров самостоятельно.