Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это показалось Элейн несуразным, слишком разным, негармоничным. Впервые она осознала, что ставший родным Лимес действительно был «милым городишком».
Они остановились, чтобы попить воды из колодца, и Элейн заметила у Наддин в руках яйцо.
– Зачем тебе это? – Она мотнула головой.
Наддин приблизила яйцо к собственным глазам.
– О, это мой хлеб! – счастливо воскликнула она.
Элейн непонимающе нахмурилась.
– Братья помогают мне загнать туда немного свиной или бараньей крови, а потом я отправляюсь на работу.
Увидев недоумение на лице собеседницы, Наддин рассмеялась:
– Пойдем покажу!
Ллойд снисходительно улыбнулся, и они прошли вперед, к уже почти опустевшему рынку. Там, пока Элейн и Ллойд стояли в стороне и наблюдали, Наддин поймала какого-то простака.
– Тебя ждет беда, – проговорила она не своим голосом.
Молодой мужчина скептически поднял бровь.
– Чует сердце мое что-то неладное, будто бы черная тень за тобой… – проговорила Наддин, испуганно прижимая руку к груди. – Знаешь, есть способ проверить, не лежит ли на тебе проклятье.
Элейн понимала: раз уж мужчина остался слушать, даже если и строил недоверчиво лицо, шансы спастись от Наддин были невелики. Надо было сразу уходить!
– Возьми-ка яйцо. Хотела его себе сейчас на ужин пожарить, но да ладно – тебе нужнее. Оберни в платочек да разбей. И погляди. Если внутри окажется кровь, значит тебя прокляли.
Мужчина, недоверчиво хмурясь, огляделся и взял яйцо и платок из рук Наддин. Стукнул кулаком и удивленно вскрикнул.
Элейн видела, что в руках его была темно-красная жижа: белок и желток смешались с добавленной туда кровью.
Наддин отшатнулась.
– Много-то как. Если не с тобой, так с кем-то очень близким будет беда страшная.
Элейн невольно восхитилась игрой мошенницы. От ее слов становилось не по себе.
– Что делать? – спросила наивная жертва, оторопело разглядывая руки.
– У духов все просто: чтобы что-то получить, нужно что-то отдать, – небрежно взмахнула рукой Наддин. – Сам определяешь, что и сколько хочешь отдать. Вот мне идет ощущение, у тебя случится горе с женщиной.
Она внимательно посмотрела ему в глаза и, видимо, заметив во взгляде сомнение, добавила:
– Я не имею в виду жену. Просто с близкой женщиной. Может, с матерью.
Наверное, Наддин увидела испуг на лице мужчины, потому что продолжила:
– Судя по тому, что я вижу, проклятье очень уж сильное. Завистник в сердцах мог крикнуть: «Будь ты проклят», – а теперь мать твоя может и на тот свет отправиться. По крови этой могу сказать, что речь тут о паре дней.
На лице мужчины появилось озарение:
– Знаю, кто это! Вот мерзавец!
– Да уж, – согласилась Наддин, – ни стыда, ни совести у человека. Как можно так раскидываться проклятьями! Это же не шутки. А тебе придется платить такую высокую цену. Жаль тебя и матушку.
Мужчина кивнул и достал из-за пазухи мешочек с золотыми.
– Это последнее, что у меня есть. Должно хватить?
Наддин с сомнением покачала головой.
– Только тебе решать. Если ощущаешь, что сумма значимая, то все будет хорошо. А если лукавишь, так ты же не мне вредишь. И дело это твое.
Он решительно протянул деньги. Наддин шагнула прочь.
– Ну что ты! Я брать не стану, это ж откуп от проклятья, я не хочу на себя его принимать!
Эмоции на лице мужчины полностью отражали растерянность и удивление, которые испытала Элейн.
– Самое действенное, – негромко произнесла Наддин, будто по секрету, – оставить плату под ивой. Она забирает все зло и отдает добро.
Мужчина на мгновение задумался, а затем вскинул палец:
– Я знаю большую иву!
Получив ободряющую улыбку в ответ, он поспешил в сторону рынка. Тут же от забора оторвались двое мальчишек. Они многозначительно улыбнулись Наддин и поспешили следом за мужчиной.
– Таких простофиль тут пруд пруди, – заявила она, заметив взгляд Элейн, а затем, подмигнув, добавила: – А вот ива – одна.
– Как вас до сих пор не поймали за этим делом?
Элейн не понравилось, что Наддин обманула мужчину, хотя мастерство нельзя было не отметить. Однако Элейн не могла откровенно ругаться с женщиной, в чьем доме собиралась переночевать.
– А что я сделала? Он сам достал свои золотые, сам оставил их под деревом. А если местные мальчишки найдут такой клад, в том нет моей вины. Пойду-ка я, отыщу их и куплю нам всем чего-нибудь вкусненького. Устроим пир горой!
С этими словами Наддин убежала в глубь рынка. Элейн же поделилась с Ллойдом, что считала случившееся мошенничеством.
– Ты судишь, увидев лишь фрагмент истории, – отозвался Ллойд. – Но не видишь вовсе, что мормэр этого города отобрал у семьи Наддин кузницу, в которой честно трудились мужчины. Не видишь, как из-за предрассудков – родители Наддин кападонцы – никого из них не взяли в Хапо-Ое на работу после той истории. Не видишь, как их дом сожгли, и они были вынуждены переехать в ту лачугу, в которой теперь живут. Люди вынудили Наддин искать способ зарабатывать себе на жизнь как придется. И так уж вышло: мошенничество – единственное, что оказалось для нее доступным.
Эти слова поставили Элейн в тупик. И как же это следовало понимать? Наддин была лишь жертвой? И то, что она сейчас проделала с бедным мужчиной, было справедливо? Ллойд, выходит, оправдывал одно преступление другим. Это не казалось правильным.
Несмотря на шум, стоявший в доме Наддин до глубокой ночи, Элейн удалось крепко заснуть и проспать до самого утра.
Не желая сталкиваться с кем-либо из жильцов, чувствуя себя неуютно в чужом доме, полном народу, она вышла во двор. Там, к ее удивлению, кое-кто из хозяев уже занимался делами: две девочки кормили кур, мужчины таскали воду, пожилая женщина доила козу. Все это напомнило Элейн ее родную Думну. В каждом дворе там держали какую-нибудь живность, и многие вставали рано, чтобы заняться хозяйством. Каждое утро на завтрак у Элейн были свежие яйца, молоко и только испеченные оладьи: летом – с ягодами, ранней осенью – с яблоками, после