Дженис подавила вздох разочарования.

Вдовствующая герцогиня подняла руку.

— Миссис Пул мне сказала, что Холси сделал вам предложение и вы его приняли. Вы счастливы?

Дженис коротко кивнула, но старая леди пристально взглянула нее, словно увидела в первый раз, и медленно произнесла:

— Что‑то не так… За которого из моих внуков вы выходите замуж, моя дорогая?

Дженис удивилась:

— За Холси, конечно.

— Да, Холси. — Вдова прищурилась. — Я хочу, чтобы вы вышли замуж за герцога, и ни за кого другого. Уверена, он хороший: чувствую это всем своим существом, — и будет вам прекрасным мужем. И я хочу видеть вас, леди Дженис — только вас, — своей внучкой.

— Я выйду за него, ваша светлость, так что не беспокойтесь на этот счет.

Вдовствующая герцогиня печально улыбнулась:

— Если бы только я могла увидеть его прежде, чем умру.

— Но вы и так увидите его, ваша светлость, — в недоумении сказала Дженис. — Каждый день в три часа.

Герцогиня нахмурила лоб.

— Я… я его вижу? Вы имеете в виду Грейсона, разумеется. Он был таким милым маленьким мальчиком. Я помню время, когда его мать была жива. Такая славная девочка! Жаль только, недолго пробыла с нами: ему было десять, когда она умерла от инфлюэнцы. Но она любила его. О, как она его любила!

— Я рада, что он познал материнскую любовь, — прошептала Дженис, удивляясь, что могло так изменить того милого мальчика.

Вдовствующая герцогиня вздохнула:

— Рассел больше так и не женился, хотя я мечтала, чтобы он нашел себе жену. Маленькому Грейсону нужна была мать. Я попыталась снова переехать сюда, чтобы окружить его лаской и заботой, но Рассел не позволил. Остался глух он и к предложению забрать мальчика во вдовий дом. Так и рос мой внук… без материнской опеки. Рассел одержал верх. Казалось, ему доставляют удовольствие мои страдания от разлуки с Грейсоном.

Глаза старушки наполнились слезами, и Дженис, подавшись вперед, обняла ее вместе с подушками, в которых она сидела. У девушки разрывалось сердце от ее слабых всхлипываний.

— Вы не должны расстраиваться, ваша светлость. Внук сильно любит вас, раз ежедневно, в три часа, приходит повидаться с вами.

Дженис отерла слезу, скатившуюся по морщинистой щеке герцогини, кружевным носовым платком, всегда лежавшим на коленях старушки.

— Его мать умерла в три часа, — медленно заговорила герцогиня. — И он был у ее постели, когда это случилось. Доктор говорил всем, чтобы его не пускали, но он был таким же упорным, как и его отец, и тайком пробрался в комнату. Рассела поблизости не оказалось, конечно: пьянствовал где‑то, как обычно.

— Бедный Грейсон, — прошептала Дженис. Она ненавидела герцога — действительно ненавидела, — но не смогла не пожалеть маленького мальчика, которым он когда‑то был.

Вдова промокнула глаза носовым платком.

— Думаю, он приходит ко мне в три часа, потому что считает меня связующим с ней звеном. Я должна была занять ее место, когда она умерла, но не сделала этого. Не знаю, зачем он приходит сюда каждый день: то ли хочет наказать меня за то, что, как он считает, забросила его, то ли и вправду все еще нуждается во мне.

— Сложно сказать однозначно: возможно, он чувствует и то и другое. Вы рассказывали ему, как упорно за него боролись?

— Да, но, кажется, он мне не поверил.

— Тогда почему бы не сосредоточиться на хорошем? Предположим, он хочет вызвать у вас интерес к нему. О чем вы разговариваете, когда он здесь?

— Я… я большую часть времени притворяюсь, что сплю. — Герцогиня покраснела. — Моя вина так велика, а его презрение так глубоко. Он старается не показывать его, но я вижу это по его губам, всегда сжатым и полным неугасающей ярости.

О да, Дженис ее понимала.

— А иногда, — добавила герцогиня, — я просто не помню, что он вообще приходил.

Должно быть, это были моменты, когда она становилась королевой, сообразила Дженис. И крайне амбициозной. Вероломная, как Макиавелли, королева очень любила Холси. Это она, в конце концов, пожелала увидеть внука женатым и открыла Дженис тайну, как его завоевать. Может быть, королева и Грейсон вместе обсуждали этот вопрос, а вдова об этом просто не знала.

— Я вот о чем подумала… Попробуйте рассказать ему, какие качества вы больше всего ценили в собственном муже. И намекните, какие надежды возлагаете на него как на моего будущего супруга. Как вам эта идея?

— А что, мне нравится, — оживилась вдова. — Мой муж был прекрасным человеком и замечательным супругом. Грейсону полезно узнать о нем побольше.

Дженис обрадовалась, увидев улыбку на ее лице.

— Между прочим, должна вам сказать, орхидеи во вдовьем доме восхитительны.

— О да. Я просто одержима ими.

— Я знаю, что вам хотелось бы снова их увидеть.

Вдовствующая герцогиня кивнула:

— Может, когда‑нибудь и удастся…

— Непременно увидите. — Дженис улыбнулась. — Мы не будем спешить. Сначала переселим вас вниз, в вашу прежнюю спальню в Холси‑Хаусе. В ту, что вы делили с мужем.

— В самом деле? И я смогу наблюдать за сменой времен года. — Вдова выглядела по‑настоящему счастливой.

— Спустя некоторое время вы сможете передвигаться по всему дому — в библиотеку, гостиную, оранжерею.

Глаза вдовствующей герцогини вспыхнули радостью.

— А затем, — продолжила Дженис, — в ваш день рождения, который, насколько я помню, в июне, мы отвезем вас в теплицу. Что вы на это скажете?

— Превосходно! Постепенно, понемногу… Потому что я не могу… не могу быстро. Нет, если что‑то делать быстро, то я многое забываю. — Она схватила Дженис за руку. — Я… я не хочу забывать о своем внуке, хочу его видеть.

Она казалась такой расстроенной!

— Все в порядке, ваша светлость. Вы всегда будете с ним видеться.

Нос вдовствующей герцогини сморщился, и она громко чихнула, уткнувшись в носовой платок. Дженис затаила дыхание, наблюдая, как старушка, вытерев нос, открыла глаза. На девушку снова смотрела королева с ее обычным презрительным выражением лица.

— Добрый день, ваше величество, — с улыбкой произнесла Дженис. — Я к вашим услугам.

— Вы уже покорили Холси или нет? — надменно вопросила старая дама, нахмурившись.

Утвердительно кивнув, Дженис заметила:

— Но откровенно говоря, я… я бы предпочла, чтобы этого не случилось.

Королева вздернула подбородок.

— Что вы такое говорите?

Дженис помялась.

— Боюсь, он… он порочен. — Она чувствовала, что королеве следует это знать, и надеялась, что честное высказывание не слишком ее расстроит.