невозмутимое спокойствие. Прошла ни одна минута прежде, чем тот наконец соизволил «реабилитироваться»:

— Вот, ты ж — не глупый парень… Знаешь, что такое побег из-под стражи во время этапирования, а? … Я могу устроить его для тебя хоть сейчас, а потом пристрелить, как крысу.

— Да, не… Ну, что вы, сэр, так мараться перед свитой! … Потом с каждым беседу, чтоб правильно поняли, чтоб не сболтнули чего, ну или через коррекцию… Столько возни… Оно вам надо? Особенно сейчас, когда столько проблем легло на ваши хрупкие плечи.

— Послушай, щенок! Пусть мои проблемы останутся моими! А, вот, если ты вдруг решил, что после прошивки мозга выйдешь здоровым, глубоко заблуждаешься! … «Орфеус» такой необычный, знаешь ли, прибор. Чем больше мозг маркировать, тем больше шансов сойти с ума при коррекции! … Провести всю жизнь с капающей изо рта слюной — наверное не совсем то, на что ты рассчитываешь! А зря! … Я б на твоем месте на коленях меня умолял чикнуть сразу кусок памяти до 5-летнего возраста, а не кромсать по кусочкам!

Теперь побледнел уже сам Брод. К своему великому сожалению он не так много знал про подобные нюансы коррекции. «Может он просто таким образом мстит мне и берет на испуг?». Сколько Брод не всматривался в глаза Кирилла, но понять разводит его тот или нет, так и не смог. Зато азарта в нем на «поговорить по душам» определенно поубавилось. Но хуже всего, что за всеми этими «играми слов» Брод упустил самую главную цель своих стараний: узнать, зачем Кирилл лично сопровождал его на Фобию.

Правда и ложь

Вокруг было темно и влажно. Приоткрыв свои воспаленные глаза Чейз не увидел почти ничего перед собой. Зато он был определенно жив вопреки всему. В памяти всплыли картинки собственной половины тела где-то в стороне после того рокового для него выстрела излучателя. Чейз застонал от воспоминания. Он попытался пошевелить руками и ногами, но не смог. Попробовал он покрутить головой и осмотреться. Это удалось, но с большим трудом. Его голова оставалась будто чем-то зафиксированной в области шеи и затылка. Чейз пошевелил глазами и осмотрелся, на сколько мог. Его тело оказалось частично вмуровано в бугристую массу в некоем странном круглом подобном колодцу помещении. Глаза привыкшие к темноте и пару вокруг понемногу начали различать окружение. В уши стали проникать посторонние звуки едва слышных и приглушенных стонов. Чейз осознал, что он тут не один, и решил позвать на помощь. Где-то в районе пояса его тело сильно зудило и чесалось, а поделать ничего не мог. Его руки оказались так же вмурованными по запястьям, что шевелились только пальцы.

— Эй! … Есть кто живой? — вместо крика из его рта вырвался какой-то тихий то ли хрип, то ли стон.

Казалось на его хриплый голос никто совсем никак не отреагировал. Чейз не отчаивался. Он принялся изо всех сил качать головой в разные стороны. То же самое он делал и руками, пальцы которых, торчащие из бугристой массы на стене у своего лица, он уже успел рассмотреть. Он чувствовал почти все свое тело.

— Побереги силы до выздоровления — шипящий голос прилетел к нему со стороны стены на против.

Темной алый свет в виде трех точек тоже вспыхнул где-то в дымке. Как далеко тот «засиял», понять было сложно. Свет приблизился, и Чейз рассмотрел в дымке тощее темное бледное, но человеческое лицо. Глаза у него были впалые и темные, но где-то у них из глубины горели те самые красные огоньки. Рот с тонкими губами казался пустым и беззубым. Во лбу существа так же тусклым алым светом горел какой-то нарост.

— Твой обруч вырублен или сломан? — спросило все то же существо.

Чейз только теперь заметил, что губы при этом у того почти не шевелились. Зато резкое напряжение мышц шеи говорило о том, что человекоподобной твари было очень сложно издавать членораздельные звуки.

— Вырублен — отозвался Чейз. — Что б его активировать, мне нужно высвободить руку.

Существо приблизилось вплотную. Чейз ощутил неприятный кисловато-рвотный запах, исходящий от него. Тонкими костлявыми пальцами своих рук он дотронулся до нейро-обруча парня.

— «Так-то лучше» — услышал его голос Чейз у себя в голове.

Теперь он не звучал так чужеродно, но был вполне человеческим.

— «А так наверное еще лучше» — снова послышался голос в уме.

На этот раз Чейз замер и обомлел. Это был голос его погибшего отца. Однако собеседник не дал ему времени прийти в себя и продолжил:

— Меня зовут Ривер Холс. Я из Софокры… И да, ты не ослышался, я человек, такой же как и ты… Ну, почти такой же.

Чейз молчал и на мысле-поток со стороны твари никак не реагировал.

— Теперь по поводу тебя… Ты, Чейз Шуд, живой только лишь потому, что мы решили спасти тебя. Во время твоей охоты на нас дрон разрезал тебя напополам, по сути приговорив к быстрой и неприятной смерти.

Что ты такое? — спросил наконец Чейз, который весьма быстро привык к голосу отца в своем уме и уже ничему не удивлялся.

— Я, они, панцирьники, на которых ты охотился, мозговики. Мы все одно целое. Одно племя. Один народ. Один хейв… Дома тебя никто не ждет, потому что отец твой погиб на охоте, и его не захотели спасать… У нас все по-другому.

Существо развело руками показывая всех, находящихся тут. Чейз из-за плотного тумана ничего толком и не видел, зато теперь он немного рассмотрел устройство тела существа. Оно несомненно когда-то было человеком. Угадывались очертания обтянутых кожей ребер, кости таза, колени и локти на ногах и руках. Хотя сами они были чрезмерно удлинены и производили отталкивающее впечатление.

— Откуда знаешь про меня и отца? — Чейз решил воспользоваться возможностью выяснить максимум о своем противнике, как учил его отец.

— Ты тоже так сможешь, если захочешь быть одним из нас. Захочешь стать величайшим охотником в Галактике.

— А вы — охотники? На кого охотитесь?

Существо умолкло и не ответило. В голове Чейза наступила тишина. Не нужно быть очень умным, чтобы понять, что твари хотят обратить его в таких же уродцев, как и этот, говоривший с ним при помощи мыслей.

— Мы — великая древняя цивилизация, которой очень много тысяч лет. Сейчас мы пробудились, чтоб вернуть себе былое могущество… Человечество обречено. Вы разобщенные, эгоистичные и самолюбивые. Твоя смерть — это закономерный итог каждого пусть и великого представителя твоей расы.

— Тогда зачем меня спасать?

— Ты — охотник и мы — охотники. Мы