Он протянул руку к трубке и вдруг опустил ее. Затем сновапротянул. Подобные сомнения нельзя оставлять без внимания. Потапов наконецрешился. Он поднял трубку и набрал номер начальника управления собственнойбезопасности ФСБ.

— У меня к вам важное дело, — началПотапов, — думаю, нам нужно встретиться.

Утром они выехали из Ганновера в небольшой городокВольфсбург, чтобы сесть в свой поезд. На переполненном Ганноверском вокзалесделать подобную остановку поезда было бы достаточно сложно. На этот разчемоданы грузили под контролем немецких полицейских, а посадку контролировалипредставители немецкого оргкомитета. От Пацохи стало известно, что на вокзале вМальборке их будут встречать представители польских вооруженных сил и полиции,которые сами погрузят весь багаж и развезут по выбранным отелям. Очевидно. Яцекхотел перестраховаться и на территории собственной страны сделать все, чтобыисключить неприятности.

Дронго оказался в одном купе с Харламовым и Мураевым. Передтем как сесть в вагон, он увидел Планнинга, уже стоявшего на перроне вокзала сфотоаппаратом в руках. Дронго невежливо отвернулся, когда англичанин кивнул емув знак приветствия. «Такое количество шпионов на один состав… —раздраженно подумал Дронго. — Наверно, я просто я нервничаю, что еще несумел выяснить, кто именно убил Густафсона и выбросил Темелиса из вагона.Очевидно, у меня зависть к соперникам. И к Пацохе, и к Борисову, и к Планнингу.А еще в вагоне должны появиться российские журналисты, один из которыхнаверняка будет посланцем Потапова».

Именно поэтому он прошел в купе, где находилисьпредставители России, чтобы журналисты не искали его по всему составу. Едвапоезд тронулся, как в их купе вошли двое. Мужчина и женщина. Ему было леттридцать пять. Открытое лицо, прямые волосы, упрямо спадавшие на большой чистыйлоб, карие глаза, мужественный подбородок — он был похож, скорее, напопулярного актера кино, чем на обычного журналиста. Женщина выгляделаскромнее. Ей было лет тридцать — среднего роста, светлые волосы, мелкие ровныезубы, узкие плечи, небольшая грудь. Мужчина был одет в джинсовый костюм, какПацоха, а на женщине были темные брюки и светлая майка.

— Вячеслав Хоромин, — представилсявошедший, — а это наша коллега с российского радио — Ольга Никольская. Вы,наверно, слушали ее репортажи.

— Слушали, — сказал Алексей Харламов, — и,между прочим, не всегда соглашались.

— Я вам говорил, Олечка, что здесь будут настоящиепрофессионалы, — рассмеялся Хоромин, — вот вам один. Лауреат первогоАнтибукера, доцент факультета филологии Московского государственногоуниверситета. Один из ваших яростных оппонентов. Я читал его выступления.

— Не особенно яростных, — заметил Харламов, —но я не всегда соглашаюсь с вашими категорическими оценками, госпожаНикольская. Особенно когда вы даете оценки некоторым современным писателям.Среди них есть такие, которых никак нельзя отнести к настоящим писателям. Одиниз них заявил, что совестью нации писатели становятся в тех странах, где налицодефицит совести. Эти слова звучат как издевательство по отношению к писателям ик обществу.

— Я знаю, о ком вы говорите, — вздохнулаОльга, — но он высказывал только свою точку зрения.

— Ничего себе точка зрения, — вмешалсяМураев. — А в каком обществе и когда не было дефицита совести? Это,по-моему, на все времена. Или он может назвать конкретную страну и конкретнуюэпоху? По-моему, он просто издевается в своих словесных упражнениях над нашейлитературой.

Дронго, не принимавший участия в начавшемся споре, улыбнулсяи, поднявшись, вышел в коридор. Хоромин почти сразу вышел следом за ним.

— Вас предупреждали, что вы будете давать мнеинтервью? — спросил он, вставая рядом и глядя на мелькавшие за окномаккуратные домики Германии.

В этот момент поезд выезжал из бывшей Западной зоны ивъезжал в Восточную. И хотя прошло уже около десяти лет, разница в уровне жизнипо-прежнему была ощутимой. Дронго наблюдал это каждый раз, приезжая в некогдаразделенные части одной страны. Это не сказывалось на его убеждениях, онпо-прежнему считал трагедией развал огромного государства, в котором он прожилтридцать лет. Но это сильно сказывалось на его отношении к социальнойдемагогии, когда группа людей присваивает себе право говорить и решать замиллионы людей. Дорога в ад вымощена благими намерениями. И самые благиенамерения по построению общества, где все равны, терпели крах, вступая впротиворечие с природой человека.

— Предупреждали, — ответил Дронго, глядя насобеседника, отражавшегося в оконном стекле.

— Я хотел передать вам привет от генералаПотапова, — сообщил Хоромин.

— Я как-то сразу понял, что вы передадите мне приветименно от него, — усмехнулся Дронго. — Эта Никольская действительножурналист, или она с вами?

— Нет, она действительно журналист. Я тоже журналист, уменя это «крыша» для нормальной работы.

— Давно приехали в Германию?

— Нет. Прилетел только вчера из Москвы. Менякомандировали сюда для встречи с вами. У вас здесь, говорят, произошли уже дваубийства. Меня оторвали ото всех дел и приказали лететь сюда.

— Говорите тише, — попросил Дронго, — здесьмногие знают русский язык, и нас могут услышать. Да, у нас уже двое убитых.Пьер Густафсон и Анастасис Темелис. Первого застрелили в Мадриде, второговыбросили из вагона на переезде в Германию.

— Вы знаете, кто это сделал? — спросил Хоромин.

— Нет, — ответил Дронго, — если бы знал, я быего сам выбросил из вагона. Хочу вас предупредить. У нас в составе естьпредставитель польской разведки. Это Яцек Пацоха. А также секретный сотрудниканглийской разведки Джеймс Планнинг. И болгарин, работающий на французов, ПавелБорисов.

— Меня предупредили, — ухмыльнулся Хоромин, —что это, в общем, не «Литературный экспресс», а настоящий поезд шпионов.

— Несколько агентов на сто писателей. Соотношение болеечем положительное, — заметил Дронго, — на самом же деле этосоотношение почти всегда бывает половина на половину. Писатели и журналистыслишком известные люди, чтобы оставлять их без надлежащего контроля. Во всевремена осведомителей вербовали именно в этой среде. И самых лучших шпионовтоже находили среди них. У подобных людей развита фантазия, они способны натворческий поиск, на неожиданные решения. И конечно, они главные диссиденты прилюбой власти.

— Убедили, — засмеялся Хоромин, — сзавтрашнего дня стану писать книги.

— Только не с завтрашнего, — предложилДронго. — Завтра мы будем в Мальборке, а это последний город перед нашимвъездом в Россию.

— До Москвы еще далеко. — заметил Хоромин, —а из Калининграда они никуда не сбегут. Вам еще нужно проехать всю Прибалтику.

— Вы хотите сказать, что у нас есть время?