— Только ноги ей не ломайте, — зло сказал Меликов,выбрасывая сигарету, — и вообще, не нужно больше ничего говорить. Сломалты меня, полковник. Я ведь чего угодно от тебя ожидал, но не такой пакости.Кому я теперь нужен со сломанными ногами? Пока у меня был шанс, я еще могмечтать о побеге, а сейчас…

Он махнул рукой и развернулся, чтобы отправиться в своюкомнату.

— Мирза, — позвал его полковник.

Он развернулся.

— Ты только не переигрывай, — посоветовалБаширов, — я ведь тебя уже хорошо изучил. Даже если я сломаю тебе и руки,ты все равно не сдашься. И это хорошо, Меликов, это придает вкус жизни.

— Иди ты… — выругался пленник, направляясь к себев комнату.

Полковник открыл дверь, впуская охранников.

— Он должен закончить расчеты за два дня, — строгонапомнил Баширов. — Кроме меня, никто не должен видеть ни одной егобумаги. Это первое. И второе. Если он попытается что-либо предпринять, сразузвоните мне.

— Что он предпримет? — удивился один избратьев. — У него же сломаны ноги. Он до туалета сам дойти не может.

— Может, — уверенно сказал полковник, — еслипонадобится, он побежит и со сломанными ногами. Не доверяйте ему, он оченьопасен. Понимает, что осталось совсем немного, поэтому будет готов на любуюпакость, постарается сделать все, чтобы отсюда уйти. Вы меня поняли?

Уже возвращаясь в Москву, полковник подумал, что нужнопроверить новую версию Меликова. Если у него осталась дочь… Об этом не хотелосьдумать. Но если у него есть дочь… И если, не дай Бог, он с ней общался… Тогдаполучается, что она может знать, кто именно его захватил. Полковник включилрадио словно для того, чтобы заглушить свои мысли. При таком раскладе девочкане имела шансов остаться в живых. Баширов это прекрасно понимал. Но он понимал,что это также хорошо осознает и сам Меликов. Если он заговорил о дочери, осуществовании которой они и не подозревали, то возможны два варианта. Припервом он сломался и действительно хотел отправить последнюю весточку этойдевочке. При втором — это был очередной трюк, рассчитанный на сентиментальностьохраны, с тем чтобы показать свое смирение и придумать новый способ побега.Полковник знал, что его пленник — настоящий профессионал. Значит, оставаласьвторая версия. Баширов прибавил звук и под звуки музыки увеличил скорость.Через два дня окончательные расчеты будут у него, и Меликов должен замолчать.Навсегда.

— Вы уверены, что это рубашка Шпрингера? — спросилДронго чуть дрогнувшим голосом.

— Абсолютно уверен, — закивал экспрессивныйитальянец, — он сейчас придет, вы можете его подождать.

— А куда он пошел?

— Кажется, в штабной вагон, — улыбнулся НикколаЛекка, — они готовят там сюрприз, и он не хочет, чтобы я о нем знал.

— Спасибо, — кивнул Дронго выходя из купе.

«Интересно, какой сюрприз они там готовят?» — недовольноподумал он. В тамбуре стояла Мулайма Сингх и курила сигарету. Увидев Дронго,она улыбнулась ему. Дронго очень нравилась эта молодая женщина с такимнеобычным именем и яркой, запоминающейся внешностью.

— Как у вас дела? — спросил он у Мулаймы.

— Очень устала, — призналась она, — все этипереезды очень утомительны. Я бы с удовольствием где-нибудь осталась на неделю.

— Можете в Польше, — предложил Дронго, — этопочти рядом с вашей страной. Вы говорите по-польски?

— Нет, — улыбнулась она, — не говорю. Кромедатского, я хорошо знаю английский, французский и немецкий. И, конечно,шведский.

— Поразительно, — пробормотал Дронго, — вэтом поезде все полиглоты. Знают не меньше пяти-шести языков. Я чувствую себянеполноценным человеком.

— Почему? — удивилась Мулайма. — А мнеказалось, что вы знаете семь или восемь языков. Вы разговариваете спредставителями многих стран на их языках.

— Нет, — возразил Дронго, — просто я хорошознаю русский язык и поэтому понимаю украинцев, поляков, белорусов, даже еслиони говорят на своих языках. Кроме того, я знаю турецкий, который почти неотличается от азербайджанского, и, соответственно, понимаю турок, боснийцев,киприотов с турецкой стороны. Из европейских языков я знаю только английский инемного итальянский. А из восточных понимаю фарси. Это не так много.

— И вы говорите о своей неполноценности? — лукавоулыбнулась Мулайма. — Я слышала, что про вас говорила Мэрриет Меестер. Онане верила, что вам только сорок лет.

— Увы, — пошутил он, проходя дальше, — ужесорок.

В следующем вагоне он столкнулся с Яцеком Пацохой, который,стоя у окна, заканчивал говорить по мобильному телефону.

— На вокзале в Мальборке нас будут встречать молодыеофицеры нашей армии. Как по-русски это правильно?

— Курсанты?

— И курсанты тоже. Хорошо, что в Варшаву мы приедемпосле Москвы.

— Кому хорошо? — недовольно спросил Дронго.

— Всем хорошо, — сказал с явным подтекстом Пацоха.

Дронго увидел шедшего им навстречу Стефана Шпрингера.Представитель Лихтенштейна был очень высокого роста, под два метра, и в плечахне уже Дронго. Во всяком случае, справиться с таким в одиночку будет не таклегко. Он напрягся, когда Шпрингер подошел ближе.

— Добрый день, Стефан, — кивнул ему Дронго.«Хорошо, что Пацоха стоит рядом, — подумал он. — В случаенеобходимости он придет на помощь». — Это ваша пуговица? — спросил онШпрингера.

Яцек, знавший, где Дронго нашел пуговицу, пристально смотрелна Стефана.

— Моя, — спокойно сказал тот, — странно, чтоона оторвалась. Пуговицы на моей темной джинсовой рубашке закрепляютсяметаллическими скобами, и вдруг она оторвалась. Хорошо еще, что у меня былазапасная. Где вы ее нашли?

— А где вы ее потеряли? — уточнил Дронго.

— Не помню, — ответил Шпрингер, — кажется, навокзале или в поезде. Где вы ее нашли? — снова спросил он.

— Под умывальником, — ответил Дронго, глядя вглаза Стефана.

Но тот, похоже, ничего не подозревал. Он безмятежноулыбался, глядя на Дронго и Пацоху. Разговор шел на английском, на которомШпрингер говорил с характерным немецким акцентом.

— Вы жили с Темелисом на одном этаже в Мадриде, —напомнил Дронго. — Он к вам заходил вечером?

— Кажется, да, — кивнул Шпрингер, — но я ужележал в постели, когда он ко мне зашел. Хотя нет, Темелис постучал и спросил,нет ли у меня штопора. Я ответил, что нет. И послал его к Альваро, у которогобыл нож со штопором. Поэтому я с Темелисом в ту ночь не виделся, мы толькоговорили через закрытую дверь.

— А почему вы ему не открыли дверь? — спросилПацоха.