он тоном киношного монстра. – Готовься к смерти!

– Ой, перестань, хватит об этом! – ноет Гарри. – Я даже думать больше о шоколаде не могу!

– Делай что хочешь, волшебник, только не думай о рыбно-молочных коктейлях, о слизких мозгах и вообще ни о чем противном!

Гарри трагически завывает.

– Тристан! – отчаянным хором вопят все пассажиры машины.

– Если он на меня блеванет, я вытрусь о тебя! – грозится Флетчер.

– Ага! – подхватывает Патрик. – Я тоже!

– Ты же понимаешь, – лукаво смотрю я на насмешника за рулем, – что, если его стошнит, результат окажется в твоей машине. И как ты думаешь, кому придется ее отчищать? Потому что это точно буду не я!

Тристан в ужасе косится на меня. Не подумал, да? Он поспешно вжимает в пол педаль газа. Бросает встревоженный взгляд в зеркало на Гарри:

– Держись, волшебник. Мы уже почти дома!

Через час все мы выходим на улицу, где припаркована машина Тристана. Он ненадолго зашел к нам после ужина, но теперь собрался домой. Патрик по-прежнему держит его за руку. За все время он ни на минуту не оставил нас наедине. Как ни удивительно, Флетчер и Гаррисон тоже не торопятся расходиться.

– Итак… интересно, где можно купить тараканов? – вздыхает Тристан. – Есть какой-то специальный магазин или рынок?

Улыбка неудержимо расплывается по моему лицу. Тристан проиграл пари. Гарри получил право выбрать, что мы будем есть завтра вечером.

– Я не питаюсь тараканами, Гаррисон, – говорю я сыну. – Выбери что-нибудь, больше похожее на нормальную еду.

Гарри, задумавшись, кривит губы:

– Эм-м…

– Что-нибудь вкусное, – вставляет Тристан. – Я хочу похвастать своими кулинарными навыками перед твоей матерью.

Я хихикаю. Он не догадывается, что хвастать нет необходимости: я и так уже без ума от него.

– Мама любит пасту карбонара, – вдруг говорит Патрик. И округляет глазенки, словно сам удивляется, что помнит об этом.

– Это так, – киваю я.

– Решение за Гарри, – напоминает нам Тристан.

– Э-э… – Гарри поворачивается ко мне, и я понимаю, что ему хочется выбрать какую-нибудь жуткую жуть, но теперь он будет чувствовать себя виноватым, если я останусь без любимого блюда. Сын тяжко вздыхает: – Карбонара так карбонара.

– Договорились, – говорит Тристан, оглядывая нас. – Значит, будет паста.

Его взгляд падает на меня, и я понимаю, что он пытается сообразить, как попрощаться со мной под взглядами многочисленных зрителей.

– Ну, Хитрик, – он ерошит Патрику волосы, – Флетч, волшебник… До завтра!

Мальчишки упорно стоят и ждут, пока он уедет.

Шли бы вы уже домой, а?

Тристан протягивает руку и нежно касается моего лица:

– Андерсон.

Сердце едва не вырывается из груди, так мне хочется броситься в его объятия.

– До свидания, Трис.

Патрик по-прежнему не выпускает другую руку Тристана, вцепившись в нее как клещами. Он не отрывает тревожного взгляда от темной улицы.

– Я не хочу, чтобы ты ехал домой, – запинаясь, бормочет он.

– Почему? – не понимает Тристан.

– А что, если попадется пьяный водитель? – Глаза Патрика мечутся в панике. – Уже очень темно и… небезопасно!

Пьяный водитель.

Сын намекает на то, как погиб его отец.

– Милый, все в порядке. Нет причин беспокоиться, – уговариваю его я.

Глаза Патрика наливаются слезами.

– Что, если что-нибудь случится? – шепчет он, переводя взгляд с Тристана на меня. – С хорошими людьми случаются плохие вещи, мама!

У меня сжимается сердце.

Тристан опускается на корточки перед Патриком и смотрит ему в глаза.

– Ты беспокоишься из-за того, что я ночью поеду домой? – и он осторожно убирает волосы с лица ребенка.

Патрик кивает, смущаясь и нервно заламывая пальцы.

Тристан пристально смотрит на него, потом поднимается.

– Ладно.

– Что – ладно? – переспрашивает Патрик.

– Ладно, я не поеду домой.

Я хмурю брови.

Тристан берет Патрика за руку и ведет обратно к дому.

– Идем. Я переночую на диване.

– Трис, не надо… Ты не обязан… – сбивчиво лепечу я.

Он поворачивается ко мне:

– Нет, именно обязан, Клэр. Я не хочу, чтобы Патрик тревожился из-за чего бы то ни было, тем более из-за меня.

И он вместе со всеми троими мальчишками входит в дом.

Я только моргаю… Что это было?!

Стою в темноте и ошарашенно гляжу на собственный дом.

Я не хочу, чтобы Патрик тревожился из-за чего бы то ни было, тем более из-за меня.

Меня захлестывают эмоции, я сглатываю ком в горле. Как давно я ничего подобного не чувствовала!

Это так приятно…

Тристан

Кручусь и ворочаюсь, пытаясь устроиться поудобнее.

Какой дебил спроектировал этот самый дерьмовый из всех дерьмовых диванов? Его следовало уволить на месте!

Что, если попадется пьяный водитель?

Мне вспоминаются слова Патрика, и сердце сжимается от сочувствия… Бедный малыш.

Он такой маленький, чуть не вполовину меньше других детей своего возраста. У него трудности с чтением. А теперь еще выяснилось, что он настолько травмирован мыслями о пьяных водителях, что не находит себе места от тревоги.

Боже, какой кошмар!

Я вспоминаю, как малыш обрадовался, когда я решил остаться, и улыбаюсь самому себе.

Слышу скрип ступенек, поворачиваю голову и вижу, как в темноте по лестнице крадется Клэр. На ней белая ночная рубашка, волосы заплетены в небрежную косу. Красавица, как всегда. Подвигаюсь в сторону, освобождая ей место.

– Привет, – улыбается она, садясь на диван рядом со мной.

– Привет, – отзываюсь я, кладя ладонь на ее бедро. Наконец-то можно к ней прикоснуться!

Она убирает с моего лба челку, всматриваясь в меня в полутьме.

Мы смотрим друг на друга, и между нами вновь повисает то магическое заклинание, которое ее присутствие каждый раз накладывает на меня. Оно кружит в воздухе, лишает дыхания и заставляет меня до боли желать ее.

Она бережно прикасается к моей щеке ладонью и некоторое время молча глядит на меня.

– Я люблю тебя, Тристан, – шепчет она.

Вглядываюсь в ее глаза – и в груди становится тесно от эмоций.

– Очень-очень.

– Ну, наконец-то, Андерсон, – шепотом отзываюсь я.

Она улыбается, приникает ко мне и нежно целует. Ее губы задерживаются на моих, и наши лица словно сплавляются в одно, когда мы крепко обнимаем друг друга.

Это необыкновенно… Она необыкновенная.

– Я…

Она прижимает палец к моим губам.

– Сейчас речь не о том, что чувствуешь ты, – перебивает она меня. – Сейчас речь обо мне… о моей любви к тебе. Я хотела тебе это сказать, и я знаю, что еще слишком рано. Но я больше не могу молчать. Не важно, что ты ко мне чувствуешь, мне просто хотелось, чтобы ты знал, что я чувствую к тебе.

Я улыбаюсь прекрасной женщине, сидящей рядом со мной, и заправляю ей за ухо выбившуюся прядь волос.

Я тоже люблю тебя.

Привлекаю ее к себе, и мы снова целуемся, уже более нетерпеливо. Проскальзываю языком в ее раскрытые губы, изголодавшись по близости.

– Это нужно отпраздновать.

– Я знаю, – улыбается она. – Но мы не можем. – Мы опять целуемся. – Пока не можем, – уточняет.

– Можешь немножко полежать со мной? – спрашиваю я шепотом.

– Полежать – могу.

Она забирается под мое одеяло, наполовину накрывая меня своим телом, и целует в грудь.

Мы вместе лежим в темноте. В доме тихо, и я ощущаю грудью ветерок ее дыхания. В этом нет ни сексуальности, ни страсти, зато есть близость и чувство принадлежности друг другу.

Глубокая связь.

Клэр уютно укладывает голову мне на грудь, и я улыбаюсь в темноту.

Она меня любит.

Впервые в жизни я чувствую себя дома.

Мы с Флетчером идем по оживленной улице.

– Все прошло хорошо, – говорю я. У нас только что состоялась встреча на другом конце города, и мы утвердили цену покупки компании, которой пытались завладеть больше года.

– Похоже, – откликается Флетчер.

– А теперь внимательно наблюдай, что будет дальше, – говорю я. – Они сейчас начнут торопить процесс слияния.

– Почему?

– Так всегда бывает: люди слишком долго сопротивляются, поэтому к тому времени, когда мы их дожимаем, они настолько устают от сопротивления, что просто хотят поскорее со всем покончить.

– Не может быть! – вдруг восклицает Флетчер, застывая перед магазинной витриной. Выхватывает из кармана телефон и торопливо что-то фотографирует.

– Что там такое? – интересуюсь я, тоже останавливаясь.

– Это же компьютерная заставка Гаррисона!

– В смысле? – не понимаю я.

– Ракета! Модель для сборки. На заставке у него стоит.

– Э-э?.. – Я смотрю на витрину и вижу огромную красно-золотую ракету, выставленную на всеобщее обозрение. – Гарри нравятся такие штуки?

– Да он от них без ума! Мама