Но больше я не видела ничего, даже тлеющих секунд в руках. Вокруг была только мерцающая, текучая серая мгла – без начала и без конца.

Я не представляла, как искать прыжок времени, поэтому просто делала один шаг за другим и шла всё дальше, надеясь однажды наткнуться на него…

Однако довольно долго ничего не происходило.

Коридор, видимо, был длинным, потому что я не натыкалась на стены и не чувствовала, что огибаю углы. Я просто шла прямо. Потом мне вдруг показалось, что где-то справа слышится голос Греты, но, возможно, это была лишь игра воображения. Вскоре что-то внезапно схватило меня за бедро.

Я застыла на месте.

– Ау? Грета? – позвала я.

Никто не ответил.

– Алексей? – прошептала я и прикусила губу. – Это ты?

Ничего.

Я вдруг поняла, что дотронулись до меня недалеко от кармана брюк. А в кармане была папина карта!

Я переложила все три флакона в одну руку. А другой рукой принялась в панике ощупывать ногу. Кончики пальцев скользнули по ткани и вскоре нащупали истёртую бумагу. Я вздохнула с облегчением и осторожно вытащила документ. Хотя пыль по-прежнему слепила глаза, я всё же решила его развернуть. Возможно, чтобы убедиться: это действительно папина карта, та самая, с разрывами и складками в нужных местах. А не просто клочок бумаги, который подсунул мне таинственный прохожий в тумане…

Вот это да!

На мгновение я забыла обо всём вокруг – о турнире, о прыжке времени, даже о пыли.

Я держала в руках папину карту, без сомнения. Но здесь, в переплетении ручьёв времени, она выглядела иначе. И в любом случае: я её видела. До сих пор линии и очертания на пожелтевшей бумаге не имели для меня никакого смысла, но теперь, теперь они вдруг засветились разными цветами, превратились в холмы, долины, ручьи. Я даже смогла прочесть все подписи. Это был почерк отца!

Когда мы были маленькими, у нас с Гретой была книга о диких животных, со специальными картинками, которые можно было увидеть только при помощи трёхмерных очков из картона и цветной фольги. Без очков были только линии и точки странных цветов, а стоило надеть очки, и вдруг появлялись, например, прыгающий лев или бегущая антилопа. Сейчас случилось нечто похожее.

От радости я чуть не рассмеялась вслух.

Наконец, мой взгляд упал на тонкую линию, которая пересекала бумагу рядом со словом «Париж». Там была нарисована стеклянная пирамида Лувра, даже прыжок времени был набросан папиной рукой. Но по пути к нему что-то ответвлялось от ручья слева, похожее ещё на один проход. Тот, который вёл к большому Х.

Рядом с ним было написано крупными буквами по-французски: La nuit, то есть «Ночь».

Ночь.

Я сглотнула, а в глубине живота что-то возбуждённо затрепетало. Налево…

Я осторожно положила карту обратно в карман, а вместе с ней и стеклянные флаконы. Вытянув обе руки перед собой, я повернула, продвигаясь вперёд шаг за шагом, пока наконец не почувствовала стену. На ощупь она была прохладной и гладкой, и я догадалась, что она сделана из мрамора, как и пол.

Прижав ладонь к стене, я пошла дальше, изо всех сил надеясь, что не пропустила поворот.

Конечно, я понятия не имела, что там такое отец пометил крестиком. И почему он записал путь туда шифром. Но, возможно, я скоро всё узнаю.

Несколько минут стена рядом со мной оставалась сплошной, твёрдой и холодной. Никаких следов тайного хода. А вот шипение и свист потоков становились всё громче. Эти шорохи были слышны с самого начала, я просто думала, что это туман, который ползёт, шепча, по музею.

Однако теперь шум нарастал. Внезапно возникло ощущение, что пух и паутина начали вращаться, как будто их притягивало к невидимой точке где-то впереди и по диагонали передо мной.

Прыжок времени!

С каждым шагом я всё отчётливее ощущала флаконы с секундами в заднем кармане. Между тем притяжение временного скачка становилось сильнее, меня что-то тянуло за волосы и заставляло дрожать.

И вот кончики пальцев моей левой руки скользнули в пустоту.

Я затаила дыхание и снова ощупала стену обеими руками. Там действительно была узкая щель. Достаточно широкая, чтобы протиснуться человеку.

В животе у меня будто затрепетала крылышками птичка колибри. Прыжок времени должен быть уже совсем близко, и я действительно нашла проход, указанный на папиной карте. Я втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Что теперь делать?

Ещё минуту назад я поклялась не сдаваться. Это был последний тур Янтарного турнира, а я – кандидат на роль Повелителя времени. Офелия Пендулетт, эмиссар почтенного рода Январских, избранный потомок первой Повелительницы времени. И, возможно, я сегодня первой обнаружила прыжок времени. Не лучше ли мне воспользоваться случаем и выпустить секунды? Разве это не мой долг?

С другой стороны, мне до смерти хотелось узнать, какую тайну унёс с собой в могилу отец. Ведь так долго, многие годы я чувствовала, что за всем этим должно стоять нечто большее, чем бессмысленная случайность. Это был мой шанс выяснить, почему отец оставил мне странную карту. Но кто знает, найду ли я снова поворот в тумане, если не пойду по нему сейчас?

Проклятье. На мгновение я замерла в нерешительности.

И снова медленно пошла вперёд.

Он пробирался сквозь туман. Другие, вероятно, были бы слепы к признакам потока, они не узнали бы, как танцует и струится пыль, и всё это само по себе заставило бы вас почувствовать, как близок прыжок времени. Однако Леандр знал достаточно и о пыли, и о потоках времени, больших и малых, а потому умел читать по следам.

Он обнаружил правильный путь всего через несколько шагов и постепенно продвигался вперёд, в то время как Грета, которая сначала торопливо шла рядом с ним по коридору, вскоре заблудилась. Леандр слышал, как её шаги удаляются, затем снова приближаются, как будто она ходит зигзагами.

Видимо, она с кем-то столкнулась, потому что через несколько минут сквозь струи пыли до него донёсся сначала шорох, а потом голос Офелии. Однако Леандр не разобрал слов. Должно быть, она ещё дальше, чем ему казалось.

Теперь он шёл медленнее, давая ей возможность его догнать. Хотя он всё ещё не знал, сможет ли в итоге всё сделать, как решил, но в то же время не мог предсказать, хватит ли у него сил.

Он прислушался, на мгновение испугавшись, что приближается Грета. Или, возможно, даже Дарий. Ни одному из них он ни за что не позволил бы себя догнать. Офелия – другое дело…

Но