видеть в темноте, так же, как и днем, поэтому я рисковал остаться без своих, всевидящих глаз, но нервы противника не выдержали первыми.

На башне, среди раскаленных пушек, показался какой-то раззолоченный франт и принялся дудеть в медный рожок, после чего из ворот вышли унтер с белым платком на штыке винтовки, мелкий барабанщик-подросток и полковник с пышными серебряными эполетами, которые, под стук барабанных палочек, неспешно дошли до середины рыночной площади и замерли там, очевидно, поджидая вторую сторону для переговоров.

— Что будем делать, ваша светлость? — из-за полуразрушенного сарая вынырнул городовой Аникеев, размазывая по вспотевшему лицу сажу

: — Может быть я по домам пошукаю, какую –никакую наволочку принесу?

— Ты еще портянку свою предложи, она когда-то белой была…- хмыкнул я, но полицейский моего юмора не понял, брякнулся на землю и принялся стягивать сапог.

— Отставить! — пришлось гаркнуть на инициативного служивого: — Сидеть здесь и наблюдать, а я пошёл, а то меня целый полковник заждался. Без флажка пойду, обойдутся, больно много чести.

Кстати, интересно мне стало, откуда в княжестве столько полковников? Солдат у моего братца, еще утром, было пять десятков, а полковников не менее десяти голов сопровождает. И выдвинет ли Димитрий Александрович, когда у него солдаты кончатся, против меня полковничье отделение? Или десять полковников должны к роте приравниваться…

Вот за этими мыслями прошел я свою половину рыночной площади, наблюдая, как вытягивается в изумлении надменное лицо офицера, а изумление переходит в гнев и даже ярость.

— Дмитрий Александрович! — не успел я порадоваться что меня узнали и даже обратились уважительно, как тональность разговора сменилась.

— Ах ты, ушлепок малолетний! — полковник, с красным от ярости лицом, как бы инсульт не случился, шагнул ко мне и попытался схватить меня за ухо! Меня, княжьего сына, пусть и младшего, за ухо! До чего ты себя запустил, Олежка!

Пока полковник тянулся к моему благородному уху, очевидно, чтобы, выкручивая его, доставить меня к старшему брату на правеж, я ударил его в лоб своим револьвером, и тяжелая, полуторакилограммовая, убойная штучка в схватке с медным военным лбом, отправила обладателя последнего в нокаут.

Унтер-офицер, увидев такое попирание основ, что-то заорал и попытался сорвать с плеча винтовку, но разглядев, направленные на него, сдвоенные стволы, замер, миролюбиво отведя ладошки от винтовочного ремня.

— Ты барабань! — я махнул стволами в сторону барабанщика: — А ты, давай сюда свое ружье, и волоки своего начальника за эти развалины. И шевели ногами, пока вас из пушки не расстреляли!

Очевидно, что я иногда говорю разумные вещи — барабанщик забарабанил что-то бодрое, типа «Марш! Марш!», а унтер, скинув мне в руку ружьё, споро поволок обморочного полковника, крепко держа его за, густо шитый серебром, ворот мундира.

Наверное, наблюдатели на башнях не сразу поняли, что я захватил парламентеров, или не сразу осознали такое вопиющие нарушение правил ведения войны, но заорали нам в спину, когда мы уже, дружно, скрывались среди развалин, а пушка бахнула совсем запоздало, хотя и метко, взметнув деревянный мусор в том месте, где мы были пару минут назад.

— Подонок! Мразь, выблядок! — неистовствовал, связанный и приведенный в чувство полковник, брызгая в мою сторону слюной, при каждом слове: — Да тебя завтра, за мятеж против законного государя изрубят на куски!

Согласен, бить связанного пленника низко, но как остановить словесный понос, впавшего в полнейшую истерику, старшего офицера, чью грудь украшали какие-то медальки, типа «За подготовку парада» и «Призер первенства по огнеметанию»? А вот хлесткая оплеуха подарила нам пару мгновений тишины, правда ненадолго.

— Мятежник! Отцеубийца! Развяжи мне руки, и я…- по моему сигналу городовой высшего оклада Суслов вылил на, кипящего, как самовар, офицера ведро холодной воды и тот опять заткнулся, громко фыркая и отплевываясь. Дело происходило у той самой, злополучной водопроводной колонки номер тринадцать, куда мы отступили, сохраняя боевые порядки, так что воды у нас было хоть залейся.

— Вы, господин полковник, что — больны?

— Нам доктор кору дуба дал…- буркнул военный, почти нормальным голосом: — Так что, ваша мерзкая диверсия не увенчалась успехом!

— Я не про ваш понос, который себя еще обязательно проявит, спрашиваю, а про голову. Вы что, там, за стенами, массовым психозом все заразились?

— Не тебе, выблядок…

— Я тебя сейчас просто убью, если ты мне не дашь ответ за свои слова…- холодная ярость накрыла меня, и я был готов застрелить парламентёра прямо на глазах у, сидящих в двадцати шагах, под охраной полицейских, унтера и барабанщика, настолько взбесил меня этот разряженный…

— Говори, почему я «выблядок» или умрешь прямо сейчас?

Полковник, очевидно понял, что мальчик, которого он сегодня, как-то привычно, попытался отодрать за ухо, изменился, поэтому, стараясь не смотреть на стволы револьвера, офицер процедил:

— Это всем известно. Покойный князь неоднократно, в присутствии благородных свидетелей заявлял, что тебя княгиня нагуляла…

— И что, генетический тест сделали? — удивился я.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, но ведь всем известно, что если в семье все дети маги огня, и только один… А князь слишком любил свою супругу и поэтому дал свою фамилию нагулянному на стороне… — еще раз бросив тоскливый взгляд в темноту револьверных стволов, полковник благоразумно замолчал.

Боги –заступники! Что же пришлось пережить бедному Олегу, за его короткую жизнь, когда родной папаша постоянно высказывался, что это не природный Булатов, а чужой ублюдок⁈

— Скажи, полковник, а фамилию Дарвин ты, когда-нибудь, слышал?

— Кто это? Купчина из жидовичей? — пренебрежительно фыркнул офицер: — Мне о таких слышать не по чину.

Понятно, наука в этом мире развивается с отставанием.

— И еще вопрос полковник. — внутри я просто кипел, но старательно ухмылялся в лицо пленнику: — А ты хорошо знаешь историю семьи Булатовых?

Полковник возмущенно фыркнул.

— Не тебе, ублю…- пленник заткнулся, получив кулаком по морде, после чего, продышавшись и старательно отводя морду лица в сторону, чтобы не закапать, сочащейся из разбитого носа, кровью, шитый мундир, продолжил: — Моя семья семьдесят лет служит княжеству, конечно, я его историю знаю.

— И что, все триста лет, что фамилия существует, не разу в род не брали невест с другими, не огневыми, способностями к магии?

— Брали, конечно…- фыркнул полковник: — И ветра магички были, и земли и воды, только дети всегда огневиками рождались, потому что у истинных Булатовых кровь сильная!

И еще, так