на Лили. У той также на лице написано не просто недоумение — она была оглоушена, безмолвно моргала глазами. И вдруг дама в роскошном платье слегка оступилась: кавалер — высокий статный гвардейский офицер с приятным лицом — неловко наступил ей на платье. Лилия, может быть, не обратила бы на это внимания, если бы сбоку от нее из-под масок вдруг не раздались негромкие, но продолжительные восклицания и полушепот от тех, на ком масок не было:

— Какой неудачливый нынче кавалер у государыни!

— Чуть не уронил государыню-матушку, Елизавету Петровну.

— А ведь бравый офицер, в битвах живота не жалел.

— За это государыня и пожаловала ему высокий чин.

— И наградила.

— Вот-вот, и наградила.

— Матушка ему припомнит эту оплошку в танце.

— И поделом. Чтобы не забывал, с кем танцует.

— Менуэт — это ему не полонез.

— Не быть ему больше на повышении, вот попомните мое слово!

— Надо же так опростоволоситься! На бале-маскараде у императрицы-самодержицы Елизаветы Петровны чуть не уронить ее в менуэте!

— Как такое возможно?

— Это ее любимый танец.

— Да, совершенно справедливо. Она удивительно неутомима в этом танце.

— Способна танцевать несколько менуэтов кряду.

— Не каждому такое по силам.

— Матушка и не такое умеет.

— Известное дело.

Гомон постепенно затих. Лица придворных подобострастно уставились в сторону танцующей императрицы. А та словно не заметила недавней оплошки своего кавалера. Однако у офицера из-за ошибки был убитый вид. Казалось, он готов упасть перед государыней на колени и просить прощения. Лицо пошло красными пятнами. Двигаться в танце начал скованно и нерешительно. Пока на это не обратила внимания Елизавета Петровна:

— Ах, да будет вам, Василий Алексеевич, забудьте уже, — сказала ему громко так, чтобы слышали другие. — Что вы какой-то стали негибкий? Вы же не на плацу. Кавалер не должен так вести даму. Танцуйте, танцуйте, Василий Алексеевич! Представьте, что вы на поле битвы. Станете вы там обращать внимание на всякие пустяки?

— Простите, Ваше императорское величество, — еще больше смешался ее кавалер. — Я такой неловкий нынче.

— Да я уже простила вас. Разве вы не увидели это? — пожурила государыня, делая очередной реверанс.

Кавалер заметно оживился, краска с лица медленно сползла, и он приобрел свой обычный бравый вид. Когда танец закончился, офицер расшаркался перед государыней, облобызал ручку и отвел к ее месту. Оно оказалось рядом с Лилией и Лили. Елизавету Петровну усадили и окружили фрейлины, одетые в наряды, назначенные для них самой императрицей. Так было заведено: она всем приглашенным диктовала, в чем прибыть на бал-маскарад. Окружающие, попадаясь ей на глаза, прилежно выказывали свою преданность. Какое-то время Лилия и Лили замирали, старались быть тише воды и ниже травы, боялись быть обнаруженными. Но скоро обратили внимание, что взгляды по ним скользят, как по пустоте. Сообразили, что их не видят и не слышат. Они будто не находились среди участников бала-маскарада, а наблюдали за всем со стороны. Между тем могли потрогать любого и довольно хорошо улавливали, о чем те говорили. Успокоившись, девушки напрягли внимание. Вдруг Лилия заметила среди фрейлин императрицы абсолютную копию со своего портрета. В таком же наряде, как у Лили. В первую секунду мелькнула мысль, что непонятным образом Лили переместилась туда, но, оглянувшись, увидала ее рядом с собой. Надо сказать, что в тот же миг и Лили заметила эту фрейлину подле императрицы. Напружилась, тронула за локоть Лилию:

— Это она.

— Вижу.

— Ты ее потомок, — зачем-то уточнила Лили.

— Допускаю. — Лилия уже предположила, что видит свою далекую предшественницу. Была поражена сходством, которое создано не кистью художника, а природой. Трудно поверить, что почти через триста лет природа точь-в-точь повторила свой опыт. Нет, девушка, разумеется, знала, что существуют двойники, и знала, что у тех всегда присутствуют какие-то отличия, по которым они распознаются. А тут невероятное. Один в один! Когда о ее предшественнице рассказывал Михаил, ей не представлялось подобное совпадение. А теперь перехватило дыхание. Осознать, что ты видишь живым своего предка в тот период, когда тому было столько же лет, сколько тебе сейчас, — просто судорогой сводит тело. Чертовски захотелось ринуться к фрейлине, прикоснуться и сообщить, что она ее потомок. Казалось, еще секунда — и Лилия бросится рассекать толпу, чтобы очутиться возле фрейлины. Узнать имя и фамилию. Между тем именно в эту секунду шепот Лили над ухом привел ее в чувство.

Та словно одернула:

— Мне думается, что Хаюрдо написал меня с нее, что я не твой портрет, а ее.

— Какое это теперь имеет значение? — Лилия внутренне соглашалась и не соглашалась с Лили.

— Ты права. Никакого, — притихла та.

Возле Елизаветы Петровны в это время возникло неожиданное оживление. Она взмахнула рукой, привлекая общее внимание, и объявила на всю залу:

— А сейчас я хочу, чтобы кавалеры танцевали менуэт с прислужницами моих фрейлин!

В зале среди кавалеров возникло недоуменное движение. Никто не видел здесь прислужниц фрейлин. Их не было тут. Однако все знали, что перечить императрице на бале-маскараде — это все равно, что плевать против ветра. Себя же самого и оплюешь. Елизавета Петровна на всех маскарадах придумывала такие неожиданности, от которых у многих волосы начинали шевелиться, но никто не посмел бы ей противоречить. Ведь маскарад есть маскарад. Бывало, заставляла кавалеров переодеться в женские наряды, а дам — в мужские. Бывало, заставляла кричать петухами и кудахтать курицами. Бывало, заставляла изображать друг друга. И все исправно исполняли, потешались сами над собой. Но больше всех всегда смеялась государыня. Сейчас же возле императрицы прозвучал чей-то нерешительный голос:

— Матушка государыня, нет же тут никаких прислужниц.

— Нет — так будут! — Елизавета Петровна вновь взмахнула рукой.

И в ту же минуту двустворчатые двери, расположенные с другой стороны залы, распахнулись и впустили толпу прислужниц. Те испуганно жались друг к другу. Одни потупились, иные бегали глазами по лицам и маскам, прочие уставились в потолок, точно обращались к Богу, чтобы он избавил от подобного испытания. Заиграла музыка. Делать нечего. Кавалеры шагнули к прислужницам, приглашая на танец. Почти силой выдергивали из толпы и начинали делать движения с поклонами и реверансами менуэта. Прислужницы со слезами на глазах пытались вырваться и нырнуть назад в толпу. Однако императрица строго прикрикнула. И началась потеха. Прислужницы танцевать не умели, а кавалеры лезли из кожи, показывая государыне, как они стараются. Получалась забава для всех, кто смотрел на это. Но больше всех тешилась Елизавета Петровна. Она вообще была веселого нрава. Потехи устраивала беззлобные, хотя некоторых от таких забав коробило. Лилия смотрела на это веселье без особого настроения. Не видела ничего смешного. Но