Какой может быть честь германского офицера после сговора руководства вермахта с ведомством Гиммлера?! При освобождении нацистских концлагерей открылись страшные преступления гитлеровского режима, того самого, за который сражались немецкие офицеры, устроившие лишь однажды, в 1944-м, заговор против Гитлера, когда поражение рейха стало неизбежным и очевидным. За покушением просматривалась попытка собственного спасения и спасения рейха. Они знали, что их ждёт при приближающемся поражении Германии!

…Весной 1997-го, просматривая вместе с американским ветераном войны семейный фотоальбом, я наткнулся на фото, на котором он сфотографирован на фоне горы человеческих черепов (я уговорил его показать военный фотоальбом, когда он сказал, что в 1944 году участвовал в освобождении Парижа).

– Где это? – спросил я, указывая на фото.

– Маутхаузен.

Затем он рассказал, что Эйзенхауэр приказал провести через лагерь смерти все американские воинские части, находившиеся в непосредственной близости от Маутхаузена, и всех немцев – жителей близлежащих посёлков. Немцы при виде газовых камер прятали глаза и клялись, что ничего об этом не знали…

Но офицеры вермахта, служившие на Восточном фронте, также ничего не знали об массовых казнях евреев, проходивших в каждом населённом пункте, занятом вермахтом? Они впервые услышали о приказе Кейтеля вести войну самыми жестокими средствами без ограничения, и обязывающем войска применять любые жестокие средства даже против женщин и детей?

Решительно противодействовать нацистской верхушке вермахт не стал. Преступное меньшинство заставило повиноваться молчаливое большинство и сделало его соучастником своих преступлений. Как могло такое произойти? Читайте раздел «тест Эйхмана». Преступное меньшинство предопределило судьбу Германии.

15 апреля 1945 года 16-летний Дитер Борковский написал в своём дневнике о сцене, разыгравшейся в переполненном поезде городской электрички, отъехавшей с Анхальтского вокзала.

«С нами в поезде было много женщин – беженцев из занятых русскими восточных районов Берлина. Они тащили с собой всё своё имущество: набитый рюкзак… Ужас застыл на их лицах, злость и отчаяние наполняло людей! Ещё никогда я не слышал таких ругательств… Тут кто-то заорал, перекрывая шум: “Тихо!” Мы увидели невзрачного грязного солдата, на форме два железных креста и золотой Немецкий крест. На рукаве у него была нашивка с четырьмя маленькими металлическими танками, что означало, что он подбил 4 танка в ближнем бою. “Я хочу вам кое-что сказать, – кричал он, и в вагоне электрички наступила тишина. – Даже если вы не хотите слушать! Прекратите нытье! Мы должны выиграть эту войну, мы не должны терять мужества. Если победят другие – русские, поляки, французы, чехи – и хоть на один процент сделают с нашим народом то, что мы шесть лет подряд творили с ними, то через несколько недель не останется в живых ни одного немца. Это говорит вам тот, кто шесть лет сам был в оккупированных странах!”»[150]

Восточный фронт: солдатские бордели

Понимая, что у немецкого солдата помимо питания и санитарно-гигиенического обслуживания существует ещё и потребность в сексе, вермахт обеспечил солдат борделями (о них рассказывалось в разделе «чужие против своих»). Первоначально работали в них только представительницы «высшей расы».

Вторая категория публичных домов предназначалась для полицаев, власовцев и союзников Гитлера, у которых не было идеологических препятствий для спаривания со славянками. По расовым законам Третьего рейха высшей расе (арийской) запрещалось скрещиваться с низшей. Однако зачастую немецкие солдаты пренебрегали запретом и заскакивали в более дешёвое заведение.

На Восточном фронте повторилась проблема, возникшая на Западном фронте: несмотря на большое число борделей (более пятисот), снабжение солдат презервативами, а также строгий медицинский контроль, около миллиона немецких военнослужащих переболели венерическими заболеваниями. В лазаретах на лечении постоянно находилось 6800 военнослужащих[151]. Частично это связано было с тем, что бок о бок с вермахтом на Восточном фронте воевали испанские, румынские, итальянские и фламандские дивизии, в которых медицинский контроль был менее тщателен. Образовался замкнутый круг, по которому циркулировали венерические болезни: проститутки – солдаты – местные жители.

Отрывок из докладной записки начальника Санитарного управления Ленинградского фронта, составленной 1 февраля 1944 года о борделях, открытых немцами в Гатчине, и о заболеваемости населения венерическими болезнями[152]:

«<…> Немцами открыто культивировалось положение, что немецкому солдату нужна “женщина”, и получение какой-либо работы в столовой, в прачечной, в мастерской включало в себе, почти как обязанность, выполнять работу не только по специальности, но и вступать в половые контакты с обслуживаемыми немцами. Отказ и сопротивление вели к немедленному увольнению с работы и избиению.

<…> Как в самой Гатчине, так и в районе организована была густая сеть домов терпимости. В дом терпимости в Гатчине первое время привозились только эстонские женщины, а в дальнейшем и русские. (Эстонки по Нюрнбергским расовым законам относились к “высшей расе” и обслуживали только немецких солдат, в то время как русские женщины первоначально “обслуживали” нещепетильных испанцев. – Прим. Р.Г.).

В Суйде был дом терпимости под названием “Пуф”. В Дудургофе в доме терпимости содержали 8 русских женщин. Дом терпимости функционировал от 6 до 10 часов вечера и обслуживал большую воинскую часть.

В результате этого насилия и разврата в Гатчине, которая, как и остальная Ленобласть, считалась до войны с немцами благополучным по вензаболеваемости районом, стала быстро расти заболеваемость сифилисом и гонореей, которые занесли сюда немцы, а отчасти и испанцы[153].

Среди населения стали говорить о “немецком сифилисе” и “испанском сифилисе”.

<…> были отмечены случаи изнасилования и заражения гонореей девочек в возрасте 4–5 лет и случай изнасилования и заражения гонореей 73-летней старухи, жены сторожа, которая явилась на амбулаторный приём с бурными проявлениями острой гонореи.

Начавшаяся высокая заболеваемость венерическими болезнями среди женщин заставила немцев открыть специальное лечебное учреждение с полутюремным режимом – изоляционный дом, расположенный рядом с детским очагом и военным госпиталем, где было кожно-венерологическое отделение для немцев. К моменту ухода немцев в указанном доме было 40–50 женщин, которых немцы отпустили».

Бунт детородных органов

Командование вермахта понимало: армия находится в психологически неразрешимом конфликте. Невозможно, как того требовал фюрер, воевать на Восточном фронте всеми средствами без скидок на детей и женщин, неустанно напоминая солдату, что целью войны является уничтожение «низших рас», и не допустить сексуальный контакт с неарийскими женщинами.

Публичные дома лишь частично разрешали проблему. Там начался кадровый голод. Чистокровных ариек, жриц любви, не хватало, и, когда на оккупированных территориях появились фольксдойче, гестапо смягчило условия набора девушек. В бордели для сержантов и старшин допустили латышек и литовок, коренных жительниц Карелии, немок-колонисток (из немцев, некогда осевших на