На третий день я снова попыталась связаться с Люси и Робом. Страница Люси в соцсетях «зависла», никакой активности. Ничего. Я едва не связалась с ней по «Ватсапу», но в последний момент остановилась, представив себе, как у нее звонит телефон, когда она ползет по улице или прячется в саду. Роб ответил на мое сообщение, сказал, что он в одном местечке на севере Уэльса, где, как ему кажется, безопасно. Я так обрадовалась, получив от него весточку. Даже то, как он набирал текстовые сообщения, было знакомым и привычным. Я очень соскучилась по нему, и мы дали друг другу слово быть на связи.

На четвертый день Линна обнаружила в дальнем углу кладовки мешок с мукой и решила испечь хлеб. Это на какое-то время смыло атмосферу отчаяния, царящую в доме, а также позволило нам пополнить запасы продовольствия, в чем мы очень нуждались.

День пятый – это когда я потеряла контакт с Робом. Он перестал отвечать на мои сообщения, его странички в соцсетях «застыли». Я пробовала снова и снова, стараясь не расплакаться, стараясь не думать, что с ним могло произойти, какой у него сейчас может быть вид. Я дала себе слово на следующий день попробовать еще раз, но когда ложилась спать, мысли у меня были самые плохие. Я боялась, что так никогда и не узнаю, что произошло с Робом. Жив он или мертв, но, вероятно, наши жизненные пути больше никогда не пересекутся.

От этой мысли мир показался мне очень большим и черным.

Я знала, что папа пытается связаться с дядей Натаном и тетей Мэгс, но безуспешно. У него странные отношения с братом и сестрой, и он неизменно расстраивался, когда о них только заходила речь. Я смотрела, как папа пробовал связаться с ними и не получал ответа. Лицо у него было рассеянное, глаза пустые. Наверное, было бы лучше, если бы он расплакался.

На шестой день мы увидели группу людей, бредущих вдоль гребня холма на север. Они оставались на виду минут десять – семь маленьких фигур-палочек на фоне темнеющего неба, осторожно пробирающихся между деревьев и кустов. Я надеялась, что эти люди увидят наш дом и подойдут посмотреть, что да как. Однако когда фигуры прошли мимо, я увидела, что родители испытали облегчение. Хотя мы об этом не говорили, мне стало неприятно. Но затем я задумалась, чем могло бы закончиться появление этих людей, и мне стала понятна реакция родителей.

Веспы присутствуют вокруг постоянно. Иногда, в некоторые дни их было в воздухе больше, чем в остальное время, но мы все время могли видеть несколько тварей, гнездящихся поблизости. Двор был довольно большой, и веспы сидели на деревьях и стенах, а дальше за полем начинался лес, и бледные силуэты виднелись тут и там среди голых ветвей, похожие на причудливые плоды.

Линна нашла в шкафу старенький бинокль, и Джуд подолгу обозревал окрестности. Он обнаружил на лугу на склоне холма нескольких овец. На третий день последняя овца перестала двигаться, а на следующий день несколько овец взорвались, словно грибы-дождевики, порождая облака маленьких веспов. Минуты две твари кружили в воздухе, затем облака рассеялись, и веспы разлетелись в разные стороны.

Кажется, на пятый или на шестой день мы увидели приближающуюся к коттеджу собаку. Джуд увидел ее в бинокль и поспешил сообщить мне, сказав, что в лесу бродит волк. Я ему сказала, что никаких волков здесь не бывает. Это была немецкая овчарка. Большая, черно-бурая, она кралась сквозь заросли, словно кого-то выслеживая, однако ее взгляд был прикован к нам. Я позвала маму и папу. Я хотела позвать и Линну, но она спала в спальне старухи. В последнее время бабушка стала часто спать днем.

Мы следили за тем, как собака подходит ближе. Я старалась не смотреть на выражение лиц родителей, поскольку понимала, о чем они думают. Мы не могли приютить собаку у себя. И все-таки я какое-то время тешила себя этой мыслью.

Приблизившись к дому, овчарка улеглась за оградой, скрывшись из вида. Какое-то время мы ее не видели. Я гадала, каким образом она оказалась здесь, одна-одинешенька, где ее хозяева, как ей удалось так долго оставаться в живых; я думала, что здесь у всех есть своя история, и по большей части эти истории никогда не будут рассказаны. Мне стало грустно. Почему-то именно злоключения этой одинокой собаки помогли мне осознать в полной мере масштабы происходящего – в большей степени, чем сообщения о горящем Лондоне и акустических системах, разрывающих веспов в клочья по десять тысяч за раз. История этого животного заставила меня прочувствовать реальность.

Собака запрыгнула на ограду, глядя на дом. И тут мама отдернула занавеску на окне. Думаю, она сделала это сознательно. Думаю, она понимала, что делает. И мне стало так жалко собаку, когда я представила себе, как она заливается счастливым лаем, по-собачьи радуясь тому, что снова видит людей.

Когда они появились, собака бежала по двору. Они расправились с ней в считаные минуты.

Меньше чем через день из яиц, отложенных в ее теле, вылупились новые веспы.

Сейчас уже день девятый, и то, что сначала казалось кровом на одну ночь, постепенно становится чем-то более долгосрочным.

Вернувшись за стол, я села и включила планшет. Мне нравилось вечернее время, когда мы с папой делились тем, что обнаружили за прошедший день. Я заполняла свой альбом, и мы наслаждались, что вместе, вдвоем, и больше никого нет. От этой мысли мне каждый раз становилось стыдно за собственный эгоизм, однако я испытывала ни с чем не сравнимое спокойствие, даже умиротворение. Я по-прежнему была для папы его маленькой девочкой, а какая маленькая девочка не убеждена в том, что ее папа сделает все, чтобы ее защитить?

Однако эти твари были такие ужасные. То, о чем мы говорили с папой – что он видел, о чем я прочитала, – потом являлось мне ночью в кошмарах.

– Итак, рассказывай, что ты нашел, – показала знаками я.

Папа ушел на поиски съестного, и вернулся он молчаливым и подавленным. На какое-то время они с мамой уединились в комнате, которую заняли, и я предположила, что они занимались сексом. Не могу сказать, что я относилась к этому одобрительно, но я все понимала. Родители были как один человек, пусть иногда они об этом забывали. Однако атмосфера стала более напряженной, и Линна беспокойно расхаживала по своей комнате внизу.

Хотя папа не говорил нам, что увидел, он все равно принес это домой.

– Хорошо, – показал знаками папа. – Но тебе это не понравится.

Я пожала плечами.

– А что нам сейчас может еще нравиться?

Открыв новый документ в альбоме, я приготовилась набирать текст.

* * *

На самом деле Хью не думал, что ему придется оставаться на улице до следующего утра. Он захватил с собой теплую одежду, обнаруженную в гардеробе старухи, – вероятно, оставшуюся от ее покойного супруга, который умер уже какое-то время назад. Хью захватил ее на всякий случай – вдруг ему придется провести ночь вне дома. И все-таки психологически он не был готов к этому. Ему не хотелось быть вдали от детей и Келли дольше необходимого, и уж тем более ночью.

Хью скучал по дому. Он гадал, не совершили ли они страшную ошибку, обратившись в бегство, не шагнули ли навстречу смертельной угрозе, оказавшись в незнакомом месте. Они могли бы остаться в Аске, например, в доме у Гленна. В этом случае Гленн, возможно, был бы жив. А может быть, они бы все погибли. Переживать по поводу того, правильно ли они поступили, бесполезное занятие. Хью постарался прогнать прочь эти мысли. «Хью, никакого паникерства! – постоянно одергивал себя он. – Сосредоточься на настоящем, а не на прошлом или будущем».