Томас сидит рядом с ее кроватью, не зная, что делать. Мать знаком просит наклониться к ней поближе, и тонкая струйка слюны сочится из ее перекошенного рта. Ему очень хотелось бы, чтобы Дженет была сейчас рядом с ним. Но она занята на работе, разбираясь с важным делом. Томас говорит матери, что Дженет тоже хотела прийти, но не смогла. Тереза смотрит на него тусклыми глазами; у нее никогда не было особой симпатии к Дженет.

– Дома, – шепчет она.

– Да! – делано бодрым голосом говорит Томас. – Мы отвезем тебя домой, очень-очень скоро!

Мать качает головой.

– Дома.

Томас изо всех сил старается удержать на своем лице улыбку. Он не должен говорить ей, что она никогда уже не вернется домой.

– Нужно, чтобы ты встала на ноги к моей свадьбе.

От одного слова «свадьба» Томасу делается как-то не по себе. И не только потому, что там ему придется быть в центре внимания. Его тревожит сама мысль о женитьбе. Хотя он безумно любит Дженет, его не покидает ощущение странности происходящего. Он чувствует себя словно шахматной фигурой, которую гроссмейстер передвигает по своему усмотрению.

Тереза показывает скрюченной рукой на свою сумочку, лежащую на прикроватном столике. Томас подает ее матери, и она неловко роется там, в конце концов доставая маленький латунный ключик.

– Дома, – шепчет она. – Ящик.

Потом Томас идет домой к матери, чтобы принести ей свежее ночное белье. В ее спальне он вытаскивает из комода белье и пижамы, хоть и знает, что она едва ли переживет эту неделю. В правой верхней части комода он обнаруживает запертый маленький ящик и достает из кармана латунный ключ. Тот, разумеется, подходит, и, открыв ящик, Томас находит там небольшую пачку конвертов, перетянутых резинкой.

Все они адресованы ему. Он снимает резинку. Все конверты распечатаны. Томас достает первое письмо, уже узнав почерк на конверте.

Это письма от Лоры.

Их всего девять, и Томас, сидя на кровати своей матери, читает их, одно за другим. Первое из них было написано всего спустя неделю после того, как Лора уехала.

Томас бережно кладет письмо на кровать и берет следующее, датированное неделей позже.

В третьем письме Лора высказывает предположение, что, возможно, Томас уехал куда-то на лето.

В четвертом письме она пишет, что если он не хочет больше с ней общаться, то мог бы из вежливости хотя бы коротко сообщить ей об этом.

В пятом письме Лора сообщает, что дважды звонила ему домой из провонявшей мочой телефонной будки и разговаривала с его матерью, которая была очень дружелюбна, спрашивала, как у нее дела, и пообещала заставить Томаса написать ей.

В шестом письме она пишет: ну и ладно, пошел ты!

В седьмом письме Лора пишет, что понимает обиду Томаса, но если он решил поставить точку, то почему бы им не встретиться хотя бы, чтобы просто поговорить за чашечкой кофе?

В восьмом письме Лора на четырех страницах в ужасных подробностях описывает свой секс со студентом-медиком, игроком команды регби. Эти слова, как яркие вспышки, жгут глаза Томаса, особенно строчка о том, что после любовных утех с этим парнем, не обделенным достоинством, она вынуждена была ходить «походкой Джона Уйэна».

Девятое и последнее письмо, написанное два месяца спустя после начала учебы в университете, было следующее:

Каждое письмо словно молотком бьет по его сердцу, каждое слово – как будто удар ниже пояса, и от прощальных строчек его глаза заволакивает пеленой. Томасу кажется, что он потеряет сознание, однако продолжает все так же сидеть на кровати, глядя на письма остановившимся взглядом. Перед лицом всего открывшегося его приближающаяся свадьба кажется чем-то еще более неясным и странным. Он чувствует себя так, словно к нему явился давно забытый призрак, решивший закончить когда-то незавершенное дело. В конце концов Томас собирает письма и, стянув их резинкой, убирает в карман своей куртки, после чего складывает в пакет одежду, хотя бо́льшая часть всего этого его матери уже вряд ли понадобится.