Пуговица была явно от женского пальто, причем больше того – прошло не больше получаса с того момента, когда Ленская видела точно такие пуговицы.

Эти пуговицы были на пальто той молчаливой девушки, которая шла рядом со Старыгиным.

Самой сильной профессиональной чертой Ленской была наблюдательность. Она замечала все, что попадало ей на глаза. И хотя, разговаривая со Старыгиным, она почти не смотрела на его безмолвную спутницу, тем не менее она заметила, что на ее пальто были именно такие пуговицы – серые, с блестящей полосочкой. И одной пуговицы, самой нижней, не хватало.

В дополнение к этому волосы девушки были именно такого цвета, как те, что Ленская нашла на обивке дивана.

– Вот оно как, – протянула Ленская и отдала пуговицу исполнительному Николаю, который поместил ее в пакет с другими находками своей начальницы.

Ситуация вырисовывалась очень подозрительная.

Роль Дмитрия Старыгина во всей этой истории оставалась по-прежнему неясной.

Девушка, которая шла из дома рядом с ним, совсем недавно была здесь, в квартире предполагаемого убийцы. Значит, и Старыгин с ним каким-то образом связан. Пусть он сам не ездил на Ближний Восток, пусть не он оставил следы на полу в кабинете Тизенгаузена – но он может быть соучастником убийства…

Ленская поднялась с пола и перешла в соседнее помещение.

Это оказалась кухня.

Кухня была маленькая, тесная, обставленная старыми неказистыми шкафчиками. Относительно новыми здесь были микроволновая печь да еще дорогая хромированная кофеварка.

Но Ленскую интересовала не бытовая техника и даже не кухонные шкафчики. В первую очередь ее интересовало мусорное ведро.

Историки и археологи знают, что о всяком человеческом поселении больше всего можно узнать, если обследовать свалку. Именно городские свалки поведали историкам о жизни и культуре Древнего Рима, Афин, Вавилона.

Именно содержимое мусорных ведер помогло майору Ленской удачно расследовать больше всего преступлений.

Ленская надела резиновые перчатки, расстелила на кухонном полу газету и высыпала на нее мусор.

Конечно, большей частью это были самые простые отходы – пакетики от чая, упаковки от сосисок и сыра, пустые пластиковые мешки, коробочки от йогурта. Но вскоре она нашла и кое-что интересное – скомканный лист белой бумаги.

Осторожно расправив этот лист, Ленская поняла, что перед ней – листок, вырванный из блокнота.

На первый взгляд листок был чистым.

Но тогда почему его выбросили?

Ленская положила листок на стол, тщательно разгладила его, повернулась к Николаю и коротко потребовала:

– Карандаш!

Николай никогда не задавал начальнице никаких вопросов, он безоговорочно верил в ее гениальность и мгновенно выполнял любое ее приказание, даже самое неожиданное. Наверное, если бы Ленская приказала ему прыгнуть со скалы в кишащее акулами море – он и это сделал бы без промедления.

Сейчас же просьба была самая простая, и через минуту Николай уже нашел и протянул Ленской простой грифельный карандаш.

Ленская слегка, без нажима, заштриховала найденный листок, и на нем довольно отчетливо проступило несколько записей.

Видимо, обитатель квартиры писал что-то в блокноте с сильным нажимом, и его записи отпечатались на следующем листке. Он этот листок на всякий случай вырвал и выбросил, но не учел удивительную настырность майора Ленской.

Итак, отложив карандаш, Ленская поднесла листок к свету и прочла на нем:

«Эрмитаж. Тизенгаузен».

Ага! Вот оно, прямое доказательство того, что обитатель этой квартиры знал место работы господина Тизенгаузена и наверняка причастен к его убийству!

Следующая запись была сделана чуть ниже:

«Ольга Окунева».

Под этим именем в столбик были выписаны три телефона – один мобильный и два городских.

Еще ниже шла третья запись:

«Марина Сокольская».

За этим именем следовало два номера: десять цифр мобильного телефона и один городской.

Майор Ленская почувствовала острое волнение.

Если она работала в отделе убийств, то вовсе не потому, что ей нравились погони и преследования, долгие засады и опасные операции по захвату вооруженных преступников. Больше того, хотя она прекрасно разгадывала хитрые криминальные загадки, совсем не это привлекало ее в работе.

С самого детства Саша Ленская больше всего на свете мечтала спасать человеческие жизни. Сначала она хотела стать врачом, но от природы была такой болезненной, что ей отсоветовали идти в медицину. И тогда она поступила на юридический факультет, а после его окончания пошла работать не в адвокатуру, а в милицию. Потому что надеялась там осуществить свою мечту, спасая жизни незнакомых людей.

С годами она несколько очерствела, суровые милицейские будни заслонили от нее прежние мечты, но когда ей все же действительно удавалось вовремя остановить преступника и спасти чью-то жизнь, Ленская испытывала удивительную радость.

И вот теперь, прочитав на скомканном листке одну под другой две фамилии, Ленская заволновалась.

Тизенгаузен, стоявший первым в этом списке, уже убит.

Логично предположить, что следующие фамилии принадлежат будущим жертвам убийцы…

Пока эти две женщины живы, но их жизни явно в опасности!

Нужно поспешить, чтобы предупредить их, опередить убийцу!

Хотя это и противоречило правилам, Ленская достала свой мобильный телефон. Она решила позвонить потенциальным жертвам.

В первую очередь она набрала номер мобильного телефона Ольги Окуневой. Просто потому, что он стоял первым в списке.

Однако равнодушный голос оператора сообщил ей, что абонент временно недоступен.

Набрав второй, городской, номер, Ленская долго слушала длинные гудки.

Наконец она набрала третий номер.

Трубку сняли почти сразу, и приятный мелодичный голос произнес:

– Салон красоты «Белла»!

Едва голова Конрада коснулась подушки, как он провалился в глубокий сон без всяких сновидений, из которого его вырвал только чей-то громкий крик:

– Вставайте, молодой господин! Вставайте скорее! Просыпайтесь же, господин!

Конрад разлепил глаза и приподнялся на своей кровати.

Впрочем, это была вовсе не кровать, а просто охапка трухлявого сена, небрежно брошенная на голую землю.

И над головой Конрада был не потолок комнаты, поддерживаемый толстыми закопченными брусьями, а утреннее розовеющее небо, заглядывающее в проломы разрушенной кровли. И крона дерева, в которой распевал свою утреннюю песенку певчий дрозд.