…Кстати сказать, кое-кто из историков не исключает, что в условиях, когда широкая масса римского населения жаждала немедленной победы над агрессором, разорявшим их земли, она могла стать и победой плебеев над аристократами! Такой поворот событий мог весьма существенно отразиться на… государственном строе Римской республики. Впрочем, это всего лишь теоретические раскладки, а на практике все оказалось далеко не так….

Принято считать, что, стремясь хоть как-то уравновесить влияние консула-плебея, сенаторская аристократия сумела-таки сделать вторым консулом своего ставленника-аристократа – мужественного, но весьма осторожного военачальника и пожилого уже человека Луция Эмилия Павла из враждебного Фабиям клана Эмилиев-Корнелиев-Сципионов – сторонников энергичного ведения войны. Проаристократически настроенная римская традиция рисует его чуть ли не идеалом благоразумия и благородства – во многом в противовес (!) плебейскому хвастуну и забияке Варрону!

Луций Эмилий действительно сумел показать себя в ходе войн с инсубрами и бойями, которые еще в 220-е гг. до н. э. представляли для Рима весьма серьезную угрозу с севера. Более того, слухи о собиравшихся на севере Италии варварских полчищах посеяли тогда в Риме чуть ли не панику. Луций умело прикрывал своими легионами проход на юг Апеннинского полуострова у Аримина. В неудачно поначалу складывавшейся для римлян битве у Теламона именно его пехота смогла своими методичными «залпами» пилумов переломить ход боя и, в конце концов, принести Риму очень дорого обошедшуюся победу. Летом 219 г. до н. э. все тот же Эмилий Павел снова оказался «на острие копья», командуя армией в Иллирии, и весьма успешно закончил Вторую Иллирийскую войну. Тем самым Рим получил плацдарм на Балканах для дальнейших конфликтов с Македоний, чья былая военная слава уже порядком померкла. В целом Л.Э. Павел был толковым военачальником, но его «звездный час» все же уже был позади. Эмилий Павел – ездивший, кстати, в составе посольства Фабия в Карфаген после взятия Ганнибалом Сагунта – понимал, что ему придется предпринять все, чтобы закончить войну, но в то же время он вовсе не симпатизировал наглому демагогу-популисту Варрону. Тем более, что если верить проримски настроенным античным авторам, то вроде бы мудрый Фабий даже открыто предупреждал его: «Ты еще убедишься, что Теренций Варрон более опасный враг, чем Ганнибал! С коварным пунийцем тебе предстоит сражаться только в строю, а с Варроном – повсюду и по всякому поводу!!» Эмилий Павел якобы успокоил коллегу, пообещав тому сделать все, чтобы не давать боя коварному Одноглазому Пунийцу.

Так или иначе, но на самой верхушке власти в Риме оказались два человека, которых почти ничего не объединяло (недаром один был аристократ, другой — плебей!), зато разделяло все. По крайней мере, так утверждают пропатрициански настроенные римские источники.

Таким образом, получается, что во главе Рима оказались не коллеги, а противники. Последствия такого политического решения будут самые плачевные. Но именно оно давало Ганнибалу шанс выйти из того затруднительного положения, в которое он попал из-за выжидательной стратегии Фабия Кунктатора.

Призыв Варрона к активным боевым действиям привел к увеличению количества и состава римских легионов!

На всех фронтах Рим теперь держал 17 легионов! XX и XXI легионы оставили в Риме для его обороны. XVIII и XIX отправили охранять северные рубежи в долине реки По. VI и VII переправили в Сицилию, IX – в Сардинию, V и VI воевали под началом братьев Сципионов в Испании. И наконец, I, II, XII–XVII поставили задачу покончить с Ганнибалом.

Более того, вместо 4200 пеших и 300 конных воинов каждый из них стал насчитывать 5 тысяч пехотинцев (1520 велитов, 1440 гастатов, 1440 принципов и 600 триариев) и 330 всадников! Так вместо штатных манипул (20 человек в шеренге и 6 рядов в глубину) появились внештатные «сверхманипулы» (20 человек в шеренге, 8 рядов в глубину). Кое-кто из историков полагает, что в силу ряда причин на поле боя по приказу Варрона их еще и повернут на 90 градусов, и они станут иметь 8 человек в ширину и 20 рядов в глубину. Впрочем, историки до сих пор спорят о сверхштатной численности римских легионов и всех особенностях их построений под Каннами.

Воинственные настроения в римском обществе привели к тому, что более сотни сенаторов оставили свои посты, чтобы пополнить офицерский корпус новых легионов. Добровольцы из плебеев шли на войну и вовсе с «шапкозакидательскими» настроениями в надежде на богатые трофеи и бесплатных рабов из солдат пунийской армии. Началась подготовка к решающему сражению в затянувшейся войне на земле Италии. Массовое бегство в предыдущих боях вынудило Рим пойти на неслыханный шаг: сенат ввел новую присягу, по которой все воины клялись не… бежать с поля боя!

Предполагается, что на тот момент у Ганнибала могло быть порядка 50 тыс. воинов: 40 тыс. пехоты (19–20 тыс. галлов, 8–9 тыс. ливийцев, 3–4 тыс. иберийцев и 8 тыс. легких пехотинцев) и ок. 10 тыс. кавалерии (6–7 тыс. галлов с иберийцами и 3–4 тыс. нумидийцев).

Понимая, что при равной численности войск одолеть вождя пунов в открытом бою будет им крайне тяжело, римские стратеги решили попытаться задавить его числом. По некоторым данным, вместе с войсками союзников Рим мог выставить на поле боя против Одноглазого Пунийца почти вдвое больше – 87 200 бойцов! (Правда, более половины их приходилась на долю плохо обученных новобранцев, но на это тогда мало кто обращал внимание.) Недаром же перед началом кампании 216 г. до н. э. консул Эмилий Павел успокоил римских солдат, что они будут драться вдвоем против одного! Такого огромного войска в ту пору не имел никто! И это при том, что пара легионов претора Луция Постума ушла воевать в Цизальпинскую Галлию, а еще два (резервных) остались оборонять Рим! В Риме предполагали, что хитроумному Ганнибалу, даже если он пустит в ход все свои коварные уловки, как это случалось при Ломелло, на берегах Треббии и Тразименского озера, не устоять против сокрушительной мощи восьми легионов, если навязать ему традиционно римский бой в правильном строю с мечами и щитами на твердой земле в открытом поле и среди бела дня!

Так думали римляне, но, как вскоре выяснится, у вождя пунов был свой взгляд на предстоящее сражение, тем более, что эту могучую силу доверили людям абсолютно чуждым друг другу.

В начале лета продукты питания в карфагенской армии, базировавшейся в Гереонии, подошли к концу. Пополнить их было негде: все, что возможно, пунийские солдаты в окрестностях уже опустошили и разграбили. Ганнибал был вынужден передвинуться на юг, где урожай поспевает раньше. Его выбор пал на небольшой южный городок Канны, расположенный на берегах небольшой речки Ауфид (Офанто), в ста километрах юго-восточнее Гереонии на просторной равнине – местности, идеально подходящей для применения больших масс кавалерии. Между прочим, Канны были тем самым городом, который он заприметил, когда играл в прошлом году с Квинтом Фабием (или, наоборот, Фабий – с ним?) «в кошки-мышки». Давно уже лазутчики доносили ему, что именно сюда римляне свозили зерно и прочую сельскохозяйственную продукцию из окрестностей Канн, считавшихся богатейшими в Апулии. Разграбив каннское зернохранилище, служившее нуждам римской армии, и установив контроль над главными зернопроизводящими областями южной Апулии, Ганнибал стал ждать вражеские войска.