– Официальная версия – артиллерийские снаряды, которыеоставались в монастыре еще со времен гражданской войны. Немцы при разборке наних наткнулись и… кстати, это вполне вероятно, если учесть историю здешнихмест. В гражданскую монастырь сильно пострадал, он подвергся разграблению однимиз первых, потом там засела какая-то банда, в общем, много всего он повидал насвоем веку. Другой версии просто не было. Хотя…

– Хотя? – поторопила я.

– Допустимое предположение: кто-то сознательно заложил взрывчаткуи взорвал храм. Кстати, если такую версию принять во внимание, могу сказать:сделано это было весьма профессионально. Храм сложился как карточный домик,погребя под собой двадцать пять человек, а церковь по соседству практически непострадала. То есть занимался этим человек, в таких делах сведущий.

– Тщательно спланированное убийство? – присвистнула я.

– А мотив? Месть? Но никто из жителей сделать этого не мог,у них ни навыков не было, ни той же самой взрывчатки.

– А охрана?

– Теоретически, конечно, возможно. Вопрос: зачем им этопонадобилось? Оттого официальная версия – об артиллерийских снарядах – кажетсямне более вероятной.

– А если солдат кто-то об этом попросил или заставил?

– Предполагать можно все, что угодно. Только сами подумайте,какова вероятность этого? А почему, собственно, вы этим делом такзаинтересовались? – додумался спросить Волков.

– Сегодня в монастыре произошел несчастный случай. Натальяпогибла. Упала в ваш раскоп и разбила голову о каменную плиту.

– О господи! – ужаснулся Волков. – Наташа?Невероятно. То есть я хотел сказать… даже не знаю, что я хотел сказать, –вздохнул он. – Бедная девочка.

– Это еще не все. Кто-то написал на кресте, что стоит умонастырской стены, цифру «25». Ведь погибших военнопленных было двадцать пятьчеловек, а взрыв произошел двадцать пятого?

– Да, точно.

– И деревню спешно покинули двое мужчин с фамилиями Рогожин.А мы слышали, как в гостинице болтали, что Наташа внучка Петра Плещеева, скореевсего одного из бывших охранников. Обстановка в деревне весьма нервная, нас ужепопросили съехать.

– Наталья – внучка Плещеева? – удивился Волков. –Признаться, я не знал.

– А у сестер, что работают в гостинице, мужья погибли врезультате несчастных случаев, фамилия их Коноплевы.

– Значит, опять несчастный случай, – задумчиво произнесон. – Вот что, наш офис здесь неподалеку. Идемте, я вам кое-чтопокажу, – кивнул он. И мы отправились в офис. По дороге Волков сталобъяснять: – Я этими несчастными случаями давно заинтересовался, с тех самыхпор, как впервые приехал в монастырь, примерно три года назад. Не будувдаваться в детали, почему я вообще обратил на них внимание, скажу главное:меня поразило обилие несчастных случаев, которые происходили вблизиРождествена, точнее, сначала привлекла внимание дурная слава села. Человек ялюбопытный, вот и попытался разобраться.

Офис располагался на соседней улице, минут через пятнадцатьмы уже были в кабинете Волкова. Стол, компьютер на нем, два шкафа, заваленныхбумагами, и полки вдоль стены, на которых вперемешку лежали какие-то черепки,осколки камней и прочие малопонятные исторические реликвии. Волков предложилнам присаживаться, а сам долго копался в столе, пока не нашел зеленую папку сзавязочками.

– Вот, – положил он ее перед нами. – Город у наснебольшой, а я человек общительный, знакомых много, есть и в милиции. Они ипомогли мне собрать кое-какие материалы.

То, что он нам показал, признаться, произвело впечатление.За последние пятнадцать лет в окрестностях Рождествена произошло тридцать семь несчастныхслучаев. Народ тонул, разбивался на машинах и прочих транспортных средствах,людей придавливало деревьями, убивало молнией, они замерзали неподалеку отродной деревни, падали с крыш и увязали в болоте. Изучив все это, я вздохнулаи, взглянув на Волкова, поинтересовалась:

– А что творится по соседству? Например, в вашем городе?

– Количество несчастных случае действительно велико, –поняв мою мысль, ответил он. – Что, в общем, объяснимо. Народ здесьпьющий, а вокруг озера, железная дорога, болота и непроходимые леса. Опять жепятнадцать лет – срок немалый. И в среднем приходится по два с половинойнесчастных случая на год. Не так уж и много.

– Тогда в чем дело? – спросила я.

– Вы обратили внимание на повторяемость фамилий? Из тридцатисеми человек семнадцать – это Рогожины, Плещеевы и Коноплевы. И все они имеютотношение к Рождествену. Либо жили там, либо родились.

Женька заметно поежилась и спросила:

– Ты помнишь, что сказала Маша? Они – дети убийц и отвечаютза грехи отцов. Это что ж здесь творится? Какой, на хрен, Тарантино? «Коламбияпикчерз» отдыхает. Вот тебе, кстати, ответы на два вопроса. Первый тот, чтозадала Маша: почему они своих детей отсюда отправляют, а второй – эта надписьна кресте: «25». Двадцать пять погибших – это понятно, а может быть ипо-другому: список со знакомыми фамилиями должен увеличиться до двадцати пятичеловек.

– Подожди, опять ты со своей мистикой.

– Мистика или нет, но выходит прелюбопытно.

– Сомнений в том, что это несчастные случаи, невозникало? – повернулась я к Волкову.

– Ни разу. По крайней мере ни одного уголовного делазаведено не было.

Я уставилась в список, пытаясь справиться с сомнением, яочень хотела бы найти внятное объяснение тому, что узнала. Взгляд упал нафамилию в списке: «Петренко Илья Степанович».

– Это кто? – спросила я Волкова.

– Приезжий. Насколько я помню, рыбачил и утонул в озере.

Я посмотрела на дату гибели и протянула бумагу Женьке:

– Бьюсь об заклад, это брат нашей Кошкиной.

– Кто такая Кошкина? – удивился Волков.

Пришлось ему все рассказать.

– Она погибла в результате несчастного случая? –переспросил он.

– От сердечного приступа. Так считают в милиции. И она дочьтого самого Петренко, который служил здесь охранником. А утонувший ее роднойбрат.

– Тогда их уже не семнадцать, а девятнадцать, – покачалголовой Волков.

– Не надо быть Нострадамусом, чтобы предположить: именно этичетверо охранников были в день гибели немцев в монастыре, – вздохнулаЖенька. – Я права?

Волков кивнул:

– Я читал их объяснительные. Рогожин, Петренко, Плещеев иКоноплев.

– Вот это да, – сказала Женька, после чего поежилась.