Отрываюсь от мобильника и слышу жуткий топот на лестнице. Наконец-то хоть какое-то движение в этом огромном и чересчур спокойном доме!

Появляется сильно раздраженная Елена. Сердится, потому что не может правильно ввести пин-код, телефон то и дело пищит. Она разворачивается и идет в мою сторону. Она чокнулась?

Входит в мою берлогу. Приподнимаюсь. Встаю, когда она доходит до ванной, соединяющей наши спальни. Она меня даже не увидела. Отец тут же рванул с места, как сумасшедший.

– Елена! Подожди!

Слышу грохот двери ванной и рыдания.

Отец проходит в мою комнату, интересуясь моим присутствием не больше, чем его дочь. Они все на нервах. Настолько, что даже не заметили меня.

– Нет! Оставь меня…

Она еще не договорила, как я уже прибежал.

– Елена, успокойся и объясни, что происходит! – кричит отец.

Он держит мою львицу за руки и заставляет смотреть на него. Этот придурок ее пугает.

– Елена, говори! – настаивает он.

Она сопротивляется и не хочет смотреть на него: повернула голову набок, закрыла глаза так, что сморщился лоб. Ее дрожащие руки пытаются оттолкнуть его. Мое сердце вырывается из груди, мне тяжело видеть ее в таком состоянии.

Отец слегка встряхивает ее, несильно, но Елене, кажется, очень страшно: она кричит и сопротивляется. Быстро подхожу, но он уже отпустил ее, и она идет в мою сторону.

Мне хочется задержать ее, но отец подает знак, чтобы я ее пропустил. Я даже не успел до нее дотронуться, как она ударила меня локтем в ребра, прежде чем исчезнуть.

Отец вздыхает и закрывает глаза, потирая переносицу, вздрагивает, когда она с силой захлопывает дверь своей комнаты.

– Я уже не знаю, что делать, – отмахивается он.

Отец выпрямляется и поправляет свою голубую рубашку. Бросаю на него недобрый взгляд. С трудом сдерживаю себя – мне очень хочется припереть его к стенке после того, что я только что увидел.

– Не знаю, что с ней, – признается Дэниел. – Она плакала в туалете спортзала… Ее машина была еще в мастерской, поэтому я отвез ее домой. Не понимаю, что случилось, и она ничего не говорит. К тому же ее мать уехала на несколько дней к семье, так что мы с тобой единственные, кто может что-то сделать.

Потираю лоб. Плакала в туалете спортзала? Я вне себя от ярости. Это из-за того ублюдка, который посылает ей сообщения? Представляю миллиарды отвратительных вещей, которые он мог бы сделать с ней, если бы меня не было рядом, и что-то во мне вспыхивает от гнева. Тяжело вздыхаю. Ладно, парень, успокойся. Будь с ней полегче. Не забывай, что это Елена, и она всегда плохо реагирует, когда на нее давят.

Возвращаюсь в свою комнату вслед за отцом и хватаю мобильник. Быстро набираю львице сообщение:

«Со мной ты можешь быть откровенна».

Дэниел читает через мое плечо, но ничего не говорит. Львица не отвечает. Мое терпение на исходе, внутри все кипит.

«Я выбью эту чертову дверь, Елена».

– Хм… Не думаю, что это лучший вариант, – бормочет мне в спину отец.

Черт возьми. Стираю сообщение и ничего больше не пишу. Отец садится у стены рядом с ванной, а я на кровать. Мой мобильник наконец вибрирует. Это она.

«Шлюху, которую трахал, с собой привел?»

Стискиваю зубы, закрываю глаза и сжимаю в ладони телефон. Стерва. Она все еще злится на меня, но ей нужно быть осторожнее, потому что я могу и спросить с нее за слова.

– Ну что? – спрашивает отец.

Вздыхаю, отрицательно мотая головой.

– Ладно, мне пора на работу. Присмотри за ней, – просит он.

Дэниел выходит из комнаты, и я слышу, как быстро он спускается вниз. Снова наступила тишина. Едва сдерживаюсь, чтобы не выбить дверь в спальню Елены. Вместо этого отвечаю на сообщение.

«Твой отец ушел, хочешь поговорить? Елена… мне тяжело видеть тебя такой».

Назови меня суперзаинькой!

Жду. Прошло уже много времени, но ответа так и нет. Не сдаюсь, но и не настаиваю. Надеюсь, что она просто не увидела гребанное сообщение. Кстати, я даже не подумал, но это может быть кто-то из школы. Как же я раньше не догадался! Нужно что-то предпринять, чтобы ее защитить.

Даже если она не захочет моей помощи, у нее не будет выбора. С сегодняшнего дня я глаз с нее не спущу. Если мне придется каждый день ходить в школу и наблюдать за ней, я это сделаю.

Прошло две недели с моего дня рождения и три дня с «жизни бездомного». С начала учебного года я не появлялся в школе под предлогом болезни с негласного одобрения отца. Объясните мне, что это за директор, который покрывает нарушителей вроде меня.

Почему я не вернулся на занятия? Потому что львица тоже туда не ходила. Две недели я игнорирую Солис и избегаю Бенито с его дерьмовым планом. Субботнее курение в кабинете отца превратилось в ежедневные встречи, чтобы под «разговором» воспользоваться возможностью выкурить косяк. Две чертовых недели Елена игнорирует меня и делает вид, что меня не существует, даже когда я прямо перед ней в ванной.

Львица так и не смирилась с моей ужасной оплошностью в «Goosebump» в день моего рождения, и, боюсь, никогда не смирится. С тех пор я узнал о ней две вещи: помимо того, что она прекрасно скрывает, что с ней происходит, – настолько, что отрицает мое существование, – она ревнива и очень обижена.

Сегодня понедельник. У Елены не осталось выбора: ей придется вернуться на занятия. И мне тоже.

Ее машину отремонтировали. Отец настоял, чтобы она каждый день возила меня, потому что рассчитывает на мое наблюдение за ней. Я показал ему средний палец, давая понять, что я не к его услугам, но он, похоже, не захотел этого замечать.

Я слежу за своей львицей потому, что сам этого хочу, а не потому, что он попросил меня об этом.

Я готов и, чтобы убедиться, что не упустил ее, спускаюсь на первый этаж. На кухне застаю мать и парнишку. Она не вспоминает о моем дне рождения, просто улыбается и постоянно спрашивает, не голоден ли я. Вот и сейчас она поднимает голову и улыбается.

– Привет, Тиган, ты голоден?

Невольно напрягаюсь и киваю. Чувствую, что ей нравится, когда я голоден, поэтому я все время говорю «да», потому что немного боюсь ее расстроить. Я виню себя за то, что был таким идиотом с ней.

– Кстати, у тебя есть деньги на обед?

Нет. Я качаю головой.

Она выходит из комнаты и возвращается с сумочкой. Роется в ней и дает мне несколько двадцатидолларовых купюр – это слишком много. Беру только одну, остальные оставляю.