– Потому что «институт», – ответила Анна Филаретовна. – А потом все звонки прекратились, как отрезало.

Да, да, да, их, конечно, содержали отдельно, «сепаратно, разведя по разным кабинетам» – придерживаясь десятилетиями устоявшейся в уголовном розыске традиции.

Отец Лаврентий и Лиза оставались в приемной, сидели на диване, он держал ее за руку. Владимира Галича и юриста Маковского попросили «подождать» в малом зале для совещаний под присмотром оперативников.

Все, как всегда, рутинно, привычно, подчиняясь правилам и инструкциям. Но их взгляд… В тот момент, когда Галича вели через приемную в кабинет Гущина…

Взгляд братьев, исполненный преданности, нежности, на которую обычно так скупы мужики и молодые парни.

У Кати защемило сердце… Только один раз в жизни она видела, испытала такое же… такое же чувство единения. Ей тогда казалось, что серые глаза не лгут никогда.

Не лгут?

– По крайней мере теперь явка с повинной священника получает хоть какое-то логическое объяснение, – сказал следователь Жужин. – Ради брата он мог взять на себя смертный грех – убийство. С вашего позволения, Федор Матвеевич, я его брата-близнеца допрошу сейчас прямо на протокол.

– Галич – ваш, – полковник Гущин уступил свое место за письменным столом Жужину, чтобы тому было удобнее записывать показания.

Сам сел сбоку рядом с Катей.

Начали!

Владимир Галич выглядел очень спокойно. Жужин цепко его оглядывал: врешь, парень, не можешь ты не волноваться, не психовать. Руки… руки тебя сейчас выдадут.

Галич скрестил руки на груди.

– Загадку ваш брат – отец Лаврентий – нам подкинул в Новом Иордане, – начал Жужин. – Мы с этой загадкой еле разобрались, доказывая его алиби. А теперь новая загадка – ваше родство.

– Что ж тут загадочного, мы братья, родителей потеряли, в детдом не попали, росли по разным семьям. Родителей своих любили и считали за родных.

– Но от вас ведь не скрывали дома, что вы приемный сын.

– Наслышаны о нашей семье? – Владимир Галич улыбнулся. – От кого, интересно? Есть много охотников рассказывать небылицы. Но это правда. Мой отец считал, что лучше мне знать правду. Он так говорил – лучше я это тебе скажу, чем ты потом узнаешь на стороне. Я отца за это уважал – за прямоту, за честность. И он был мой отец – понимаете? Иного я не знал.

– А когда вы впервые встретились со своим родным братом – отцом Лаврентием?

Вопрос следователя звучал прямо по Фрейду: «братом – отцом». Резало слух.

– После смерти отца. Два года назад.

– До этого вы не встречались?

– Нет.

– И не знали друг о друге?

– Я узнал… отец сказал мне перед смертью. Ну, о том, что у меня есть еще и родной брат, что мы были близнецы. Я начал искать. Приложил максимум усилий и нашел.

– А раньше искать не пытались?

– Я же не знал. Отец был против… Он… это сложно, он меня оберегал, наверное, и берег для себя, для нашей семьи – Галичей. Это сложно. Когда он умер, я уже делал то, что считал нужным. Я отыскал Лаврентия.

– Каким образом искали?

– Деньги платил за поиски, за сведения.

– Обращались в частное сыскное агентство?

– Не без этого.

– В какое именно – адрес, пожалуйста.

– К приднестровским следопытам. Слышали про таких?

Жужин переглянулся с полковником Гущиным.

– Серьезно, Владимир Маркович? – спросил тот.

– Вполне, – Галич усмехнулся. – Такие вещи, как поиски родственников, упираются в деньги.

– И какое же было чувство у вас, когда вы наконец нашли брата?

– Счастье.

– А у отца Лаврентия?

– Он тоже был счастлив. Сначала ему туго пришлось, он же считал себя… единственным и… в общем, родным там, у себя в семье. Но мы с ним, мы же близнецы. В глубине души он тоже всегда знал, подозревал. Хоть и не признавался никому.

– Вы отчисляли деньги на строительство церкви в Новом Иордане?

– Да, я помогал Лаврентию.

– И это целевые транши?

– То есть?

– Вы ведь не церкви помогали, а брату.

– Какая разница, он у меня священник. Я не хотел, чтобы его отсылали далеко служить, в дальний приход. Мы только-только нашли друг друга. Я имею возможность помочь, я богатый человек благодаря своему отцу.

– Вы и дальше намерены помогать?

– Всегда и во всем. Его жена Лиза больна. Я хочу, чтобы они вместе со мной поехали за границу на лечение. Мы найдем для Лизы хорошую клинику – в Швеции, я уже договорился, ей там помогут.

– Вы ведь яхту строите в Финляндии?

– Да, для всех нас. Для Лаврентия, для Лизы – это теперь моя семья.

– Но у вас ведь был старший брат Борис. Родной сын вашего отца.

– Его убили в Измайлове в драке, – лицо Галича потемнело. – На моих глазах прикончило пьяное хулиганье. Они бы и меня убили, но прибежали работяги. Борю «Скорая» не довезла до больницы. Они нас били металлическим прутом.

– В детстве на ваших глазах произошла такая трагедия. Вы должны понять, именно поэтому вы должны понять и нас. Какая складывается ситуация, – Жужин отодвинул от себя бланк протокола. – В Новом Иордане убиты три человека – девушка Мария Шелест и двое свидетелей из Воронежа: гражданка Хиткова и ее сожитель Солнцев. Вам знакомы эти фамилии?

– Нет. Никогда не слышал.

– Ваш брат признался в убийстве девушки. Явился к нам с повинной.

– Не может такого быть.

– Он не рассказал вам, что сидел у нас в ИВС три дня?

– Он сказал, что его забрали в полицию.

– По какой причине?

Галич молчал.

– Я повторяю свой вопрос: вы утверждаете, что он сообщил вам о том, что его забрали в полицию. По какой причине?

– Он сказал, что это связано с исповедью его прихожанина.

– С исповедью? Фамилия прихожанина?

– Да вы что, он же священник. Про такие вещи я не могу его спрашивать. Да и вы тоже.

– Я следователь следственного комитета при прокуратуре, и я тут представляю закон, мне решать, какие вопросы задавать, – отчеканил Жужин. – Вам и вашему брату-близнецу. У отца Лаврентия алиби. Он не совершал убийств.

– Рад, что вы разобрались.

– Мы разобрались не во всем. Где вы находились двенадцатого июня в период с семи вечера и до утра?

– Вы это серьезно?