Если судить по стоявшим около стреноженных пони мешкам провизии, эти трое доставляли войсками провиант. Но чьим войскам? Этайн не отличила бы мунстерского воина от лейнстерского; их речь ничем ей в этом не помогала, хоть некоторые слова и звучали знакомо. Они шли не в Дублин, и Этайн сделала вывод, что это, должно быть, люди короля Бриана. А может быть, обычные бандиты, шакалы в человечьей шкуре, решившие воспользоваться хаосом лейнстерского восстания для собственной выгоды. Как бы то ни было, Этайн поняла, что цель у них общая: Каррай Ду.

Если обойдем их, они могут зайти к нам сзади. Она в нерешительности закусила большой палец. Но если они пойдут первыми, мне, скорее всего, не удастся подобраться к вестэлфар незаметно, а если те испугаются или забьют тревогу, то больше я их никогда не найду.

Гримнир, конечно, просто убил бы их на месте. Зарезал без сожаления и оставил их тела гнить в лесу. Даже теперь ей слышался его резкий презрительный голос. Пф! Волки с овцами не дружат, сказал бы он. И Этайн, к ужасу своему, была с ним в чем-то согласна. Но все равно не одобряла убийства. Она-то не яростный каун, жаждущий битв и славы, а дитя Белого Христа… и тут ее озарило. Неважно, из Мунстера эти ирландцы или из Лейнстера… разве они не мои братья во Христе?

Рядом глухо зарычал Конан. Она чувствовала, что, несмотря на внешнее спокойствие, пса разбирает нетерпение; день подходил к концу, и ему хотелось поскорее вернуться к хозяйке.

– Потерпи еще немного, – прошептала Этайн, зарывшись пальцами в его пятнистую шерсть. И, нахмурив лоб, задумалась о том, что ей делать: она не могла ни убить ирландцев, ни пройти мимо них. И как же решить эту проблему? Невольно вспомнила она о Гластонбери. В подобных ситуациях аббат любил ввернуть одну присказку – хотя, по большей части, этот нечестивый ублюдок использовал ее, чтобы отлынивать от тяжкой работы: «В одиночку не одолеешь и кочку». Конечно, подумала Этайн. Вместе с помощниками будет легче противостоять похитившим Гримнира вестэлфар… Но как это устроить? Ответ пришел сам: нужно было обратить возможных врагов в союзников. Обратить так же, как я обратила Рыжего Ньяла, сына Хьялмара.

Этайн выдохнула. На ней не было крестика, чтобы поцеловать его на удачу, так что она прошептала молитву на латыни и убедилась, что сакс Гримнира свободно выходит из ножен. Если дело примет опасный оборот, клинок ничем ей не поможет, но ее немного успокаивало то, что он рядом.

– Не дай им схватить меня, большой косматый варвар, – сказала Этайн. Она нагнулась и обняла огромного волкодава за шею. Конан заскулил. – А если схватят, то не дай им меня удержать.

Три рваных вздоха, чтобы не лишиться храбрости – которой и так не осталось – и Этайн их окликнула. Она не стала тратить время на саксонский и латынь, а вместо этого, по примеру слепой Мэйв, позвала на датском:

– Я не причиню вам зла, славные сыны Эриу! Я лишь бедное дитя Христово!

Они вдруг вздрогнули, и Этайн решила, что они ее понимают. К их чести, мужчины не выглядели испуганными. Они и так знали, что в кустах кто-то есть, и, кажется, ее голос – голос человека – их немного успокоил.

Но они все равно недовольно перебросились парой фраз на гаэльском. Наконец сребробородый резким жестом велел другим молчать и ответил на датском:

– Дитя Христово, да? Покажись, и мы убедимся, что ты не хочешь нам дурного.

– Тогда поклянитесь мощами Святого Патрика, что и сами не обидите меня.

– Клянусь, – ответил старший.

– И все же твои товарищи не опустили оружия.

Старый ирландец со спутанной бородой прорычал что-то на гаэльском через плечо и отнял руку от рукояти топора. Второй, кажется, на несколько лет его младше и со следами оспы на лице, воткнул копье в землю острием вниз. А третий гаэл, самый молодой – корноухий, высокий и широкий в плечах, как все даны, – поначалу и не думал вложить в ножны меч, который сжимал в покрытой шрамами руке. И лишь когда старшие велели ему, он неохотно подчинился, но все равно держал руку рядом с плетенным из проволоки и кожи поясом. Его спутники вновь повернулись к Этайн.

– Видишь? Даю тебе слово! А теперь покажись!

Этайн перекрестилась… и встала. Она выбралась из кустов и пошла на свет, при каждом шаге бряцая костяными амулетами на сумке Гримнира. Мужчины недоверчиво уставились на нее. По их глазам Этайн поняла, что они ожидали увидеть в ночи кого-то страшного, дикого. Но худенькую девчушку? Она была точь-в-точь как их оставшиеся дома дочери – не считая сакса в ножнах, висевшего у ее бедра. Подойдя ближе к костру, Этайн убрала руку с клинка.

– Христос милосердный! – воскликнул рябой. – Не похожа она на твоего сраного оборотня, а, Бран?

– Нет, – проворчал сребробородый, которого назвали Браном. Он нахмурил брови, потряс головой и посмотрел Этайн за спину, словно настоящая угроза крылась где-то во тьме, за пляшущими красными бликами.

Мужчина с оспинами на лице смерил ее взглядом.

– Что ты делаешь одна на дороге, девочка? Потерялась?

– Нет, – ответила Этайн и перевела взгляд на Брана. – Вы служите королю Бриану?

– Пока нет, – отозвался тот.

Этайн заметила, что ирландец с изуродованными ушами – в котором ей виделось сильное сходство с рябым – медленно подходит все ближе. Этайн вздрогнула. В его глазах она прочла ту же низкую похоть, что и у горбатого дверга Нали. Он облизал губы и что-то пробормотал на гаэльском, из-за чего Бран гневно рыкнул на него:

– Довольно!

– Это с меня довольно, старик! – выплюнул тот. – Может, твои бесполезные яйца и отсохли, а мои – нет! Все же честно, да, па?

Этайн подобралась; хоть ее ум и сковывало страхом, вызывая в памяти сцены насилия и жестокости, она все равно не двинулась с места и встретилась взглядом с каждым из мужчин. В ее голубых глазах застыл лед голубого зимнего неба. Когда она открыла рот, в голосе зазвенела сталь:

– Я не чья-то собственность. А если хотите взять меня силой… что ж, тогда лучше вам быть в ладах с Господом, – она легонько коснулась рукояти меча Гримнира. Клинок привлек их внимание – как и свернутая кольчуга, пожелтевшие костяшки пальцев и длинноволосые скальпы на ее потрепанной сумке. Она увидела на лице Брана сомнение – оно же отразилось и в серых глазах мужчины со шрамами от оспы. Но третий гаэл, тот, что с подрезанными ушами, лишь насмешливо поднял руки, будто собираясь сдаться.

– Хорошая речь, девочка, – сказал он. – Но лучше бы тебе отдать этот ножик мне. Не то еще порежешься.

Он сделал шаг к Этайн, затем еще. На третьем он скривил губы в злобной улыбке…

И широко распахнул от страха рот, услышав из чащи громогласный низкий вой. Не успел он схватиться за рукоять меча, как бросившийся из темноты волкодав Конан повалил его на землю. Человек и собака покатились по заросшей травой поляне, сплетясь в кричащий и рычащий узел. Тоже закричав, рябой потянулся к копью… но так его и не коснулся.