по молниям, которые сверкали в черноте его глаз.

Оставался только один выход.

Всхлипнув, я обхватила его лицо руками и поцеловала. Совсем как несколько недель назад в астрономической башне.

Отреагировал Рейнер примерно так же. Сначала застыл, позволяя мне несмело касаться его губ в жалкой пародии поцелуя, а потом обнял в ответ и ответил.

Как же я скучала по его губам! Как мне не хватало его осторожных и в то же время требовательных прикосновений! А еще затаенной нежности в алом пламени страсти и обжигающего огня. Мне не хватало самого Рейнера и любви. Настоящей любви. Не фальшивой. И веры в то, что меня тоже могут любить. Именно меня, а не пряху с редким даром, который так соблазнителен для остальных.

— Так нечестно, — прошептал он, бережно обхватив мое лицо руками.

— Нечестно, — согласилась я, тая от его нежного взгляда.

— Ты же понимаешь, что я не смогу молча стоять в стороне.

— Не стой. Просто не встречайся с ним. Дай мне возможность самой отомстить герцогу Алртону. Прошу…

Он заткнул мне рот поцелуем, коротким, но таким обжигающим, что внутри все вспыхнуло и запылало, словно лесной сухостой в середине засушливой осени.

— Мы не закончили разговор, — нехотя выбираясь из его крепких и надежных объятий, пробормотала я.

— Я не помню, что мы обсуждали, — виновато признался Рейнер.

Мне тоже пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вспомнить.

«Алртон… мы говорили о нем и его попытках скрыть правду».

— Как давно герцогство не поставляет прях в Крепость-град? — касаясь пылающих от смущения щек, прошептала я.

— Давно, — слегка поколебавшись, медленно ответил Рейнер.

— Догадался почему? Для охраны собственных границ. Раньше это было обязанностью герцога — защищать и оберегать народ от тварей другого мира. Однако теперь дара нет, он утрачен, а скрыть это от подданных и правителей соседних стран надо. Иначе все рухнет.

— Но… почему его не выдаст герцогиня?

«Герцогиня…»

Мысль о той, которая сейчас носила этот титул, отзывалась невыразимой тоской в сердце.

— Она его любит, — поколебавшись, сообщила я. — Очень сильно любит, до безумия. Готова простить абсолютно все, любую ошибку. И тут дело не в воздействии. Она просто сходит по нему с ума, жить без него не может. И готова сделать все, что бы Алртон ни попросил.

— И что теперь? Как мы будем жить эти месяцы, Эда?

А вот в этом заключалась проблема, которую нам предстояло решить вместе.

— Нам нельзя говорить правду, — осторожно начала я, надеясь найти правильные и нужные слова. Такие, чтобы он мне поверил и понял.

Рейнер понял, но радости явно не испытал.

— И что теперь? Будем скрываться? Вновь играть в равнодушие? Ты серьезно считаешь, будто я смогу просто стоять в стороне и наблюдать за тем, как Дарг… ошивается рядом с тобой, разговаривает, пытается коснуться, признается в чувствах?

Его голос звучал тихо, но так зловеще, что тело тут же покрылось мурашками, а в сердце закрался страх.

— Но ты ведь в курсе, что я ничего к нему не испытываю, — попыталась оправдаться я.

Не получилось. Я и сама слышала, насколько жалко и неубедительно звучали мои слова.

— Да одно его присутствие рядом с тобой сводит меня с ума! Эда, я же места себе не нахожу. Знаешь, каково это: не иметь возможности даже дотронуться, назвать своей? И наблюдать, как рядом крутится кто-то другой, соперник.

— Знаю, — тихо ответила, стойко встречая грозу, которая бушевала в глубине серых глаз. — И понимаю, что прошу о многом. Но и ты пойми… если все узнают, что мы вместе, тем более о Единении, то возникнут вопросы. Например, почему я здесь, почему мы не встретились во время твоей поездки и что еще я могу скрывать. — Рейнер молчал и просто не сводил с меня тяжелого взгляда. — Новость о Единении и избраннице сына одного из тринадцати лордов мгновенно распространится по миру. Алртон заинтересуется, захочет узнать и явится сюда… за мной.

Зимородок нахмурился еще сильнее.

— Мы можем не упоминать о Единении.

— Думаешь, никого не удивит то, что ты забыл о своем предназначении и увлекся какой-то девицей с общей магией? Сомневаюсь. Тебе попросту не поверят.

— Боишься за меня?

Я отвернулась, обхватив себя за плечи.

— Да. Нет. Не знаю. Представь себе, не знаю. Все так запуталось. Рейнер, я запуталась.

Зимородок снова оказался сильнее и умнее меня. Подвинулся ближе, обнял и поцеловал в висок, стараясь успокоить.

— Значит, снова играть? — глухо поинтересовался он.

— Это всего на пару-тройку месяцев. — И вновь мой ответ прозвучал жалко. — Или не надо, — разворачиваясь к нему и пряча лицо на груди, простонала я. — Мы ведь не справимся. И ты, и я. Мы не сможем притворяться. Особенно сейчас.

— Давай просто жить, — нежно поглаживая меня по голове, предложил Рейнер. — Не будем ничего никому объяснять, доказывать или оправдываться. Здесь, в Крепость-граде, другие правила, Эда. Здесь никто не станет навязываться, разносить сплетни и задавать неприятные и провокационные вопросы.

— Уверен, что не возникнет вопросов? — наслаждаясь его крепкими и надежными объятиями, спросила я.

— Конечно, вопросы возникнут, но я все решу. Для начала побеседую с Форвиком. Он умеет объяснять так, что ни у кого не остается вопросов.

— И что теперь?

Освободившись из плена его рук, я поправила упавшие на лицо пряди.

— Теперь? — мягко улыбнулся Рейнер, помогая мне откинуть тонкие волоски, которые никак не желали убираться с лица. — Теперь мы будем вместе. — Он весьма целомудренно поцеловал меня в лоб. — Каждый день узнавать друг друга. Я прекрасно понимаю, что для тебя Единение — это всего лишь набор звуков. Нельзя любить просто так. Ты упоминала, что у нас есть несколько месяцев. Вот их мы и потратим на то, чтобы хорошенько познакомиться.

Вот так легко и просто зимородок решил проблему, которая волновала меня до потери сна и аппетита.

Воплотить в жизнь его нехитрый план оказалось не так сложно, как я предполагала. Не знаю, что именно Рейнер сказал Форвику и остальным, но на следующее утро, когда зимородок при всех обнял меня после тренировки и чмокнул в нос, никто особо не удивился. И хотя я испытывала дискомфорт от повышенного внимания и улыбок, но в который раз убедилась, что могу верить своей команде.

Я опасалась допроса в исполнении Кристы, когда мы останемся одни в комнате, но и тут меня ждал сюрприз. Ничего! Ни единого комментария или вопроса.

— Ты не