– Ты пьяная, – констатирует Лестерс злобно. – Или накуренная?

– Сердитая, – говорю я. – Ты о-о-очень меня рассердил, красавчик. Придется разослать всем наши с тобой фотографии. Ох.

И притворно вздыхаю. А когда Лестерс начинает ругаться, вновь смеюсь.

Когда я погружаюсь в сладкий вязкий сон, он приезжает. Звонит мне по телефону и требует, чтобы я вышла на улицу.

– Заходи в гости, – смеюсь я и снова добавляю: – Красавчик.

И снова сладко засыпаю. А когда открываю глаза, вижу Лестерса перед собой – видимо, кто-то открыл ему дверь. Он сидит на корточках перед диваном и внимательно

рассматривает мое лицо. Почему-то его глаза кажутся нереально синими, как южное море. И сам он очень милый: волосы взъерошены, легкая щетина, поперек щеки – след от ручки.

Я пытаюсь дотянуться до этого следа, чтобы стереть его, но Лестерс ловит меня за руки, явно не желая, чтобы к его звездному лицу прикасались.

– Отдай фотографии, – говорит Лестерс ласково. – По-хорошему.

– А ты пиццу привез? – спрашиваю я.

– Какую пиццу?! Я тебе, что, пиццерия?! – возмущается он.

– Нет пиццы – нет фото.

– Меня оправдают, когда будут судить за убийство, – крепче сжимает он белоснежные зубы.

– Чье? – любопытствую я и снова пытаюсь дотронуться до его щеки. На этот раз у меня почти получается.

– Твое!!!

Он пытается меня поднять и без успеха трясет за плечи, требуя какие-то фото – какие, я уже и сама забыла. Мир трясется вместе со мной – от смеха.

– Хорошо-хорошо, – говорю я, когда мне надоедает трястись. – Я отдам тебе фото. Только выпей вместе со мной, красавчик.

– Откуда мне на голову упал этот Рыжий Франкенштейн? – бормочет знаменитый актер и соглашается: – О’кей. Давай выпьем.

Я встаю, вновь чувствуя прилив сил и оптимизма, наливаю в два пустых стакана абсент и один из них, наполненный до краев, отдаю Лестерсу. Тот зачем-то нюхает зеленую жидкость и оглядывается по сторонам. На нас не обращают внимания – кто-то спит, кто-то продолжает громко смотреть бейсбол, кто-то разошелся по парочкам. Вечеринка удалась.

– До дна, – говорю я и с хрустальным звоном ударяю своим бокалом по его. – За «Связь с солнцем»!

– За что?.. – не понимает Лестерс. – А за притяжение к луне пить будем?

– Глупый, – улыбаюсь я. – Так называется моя группа. И добавляю с гордостью:

– Я – музыкант. И я стану знаменитой. Мы все станем знаменитыми. Понял?

– Понял. А я – актер. И я уже знаменит. Но почему я должен пить с какой-то ненормальной? – спрашивает он, подняв глаза к потолку, словно к небесам.

– Там живет миссис Томсон и ее восемь кошек, а не бог, – на всякий случай говорю я Лестерсу.

– Если я это выпью, ты точно отдашь мне фото? Исходник и все копии? – спрашивает актер. Я несколько раз усердно киваю. И мы пьем. Я – лишь пригубляю, потому что в меня больше не лезет, а этот дурачок – залпом выдувает бокал абсента и морщится так, будто выпил настой из жуков.

– Вонючее пойло, – говорит он с отвращением. – Рыжая, давай фото. И немедленно.

Но я хитростью заставляю его выпить еще, а потом – еще. И, в конце концов, когда он тоже попадает под власть зеленой феи, объявляю:

– Я пошутила, милый! Я уже давно удалила все фото.

И мы оба смеемся и снова поднимаем бокалы – теперь уже за Дастина Лестерса и его актерскую карьеру. В эти часы он не кажется мне таким высокомерным и противным, как раньше. Дастин смеется, шутит, хлопает меня по спине и кажется своим парнем.

Многое – как сквозь вату, словно в густом белом тумане. Зрение расплывчато, мелкие предметы размазаны, быстро движущиеся – размыты, мысли сбиваются, а логика становится другой, будто выворачивается наизнанку. Но нам хорошо и весело, несмотря на онемевшие губы и покалывание в пальцах. Словно мы касаемся грозовых облаков, ластящихся к нашим ногам.

Дастин рассказывает о том, как ему тяжело готовиться к роли, потому что сценарист запорол идею, режиссер – дурак, и вообще, его все достали и он в депрессии. А я жалуюсь на конкурс, на Уолтера и на несправедливость.

Нас не смущает, что мы говорим почти одновременно. Этой ночью нас вообще ничего не смущает.

А потом мы отправляемся спать, потому что нас обоих накрывает. И то, что оба ложимся в мою кровать, – само собой разумеющийся факт. Только заснуть нам не удается.

– Тут лежать неудобно, – сообщает Дастин, ворочаясь на моей постели.

– А где тебе удобно? – спрашиваю я. Мне безумно его жаль. Хоть он и знаменитый, но как же ему тяжело!

– Дома, на моей кровати, – горюет он. – Только там могу нормально спать…

– Так поехали к тебе домой! – вскакиваю я с кровати.

– Поехали! – радуется он. – Я покажу тебе свою квартиру! Там ночью вид – закачаешься.

Мы выходим из квартиры в обнимку, поддерживая друг друга, – мир шатается. На улице тепло и темно – свет тусклых фонарей не в силах разогнать тьму. Зато луна на небе красивая – полная, полупрозрачная, и на ней видны причудливые узоры.

В какой-то миг мне кажется, что луна мне подмигивает, и я подмигиваю ей в ответ.

– Я с водителем, – говорит Лестерс сквозь смех. – Сказал ему ждать меня. Это мне тоже кажется невероятно забавным.

Дастин ведет меня к какой-то темной машине, припаркованной неподалеку от нашего дома, и с остервенением дергает за ручки. Однако двери не поддаются, и Дастин со всей силы пинает заднюю дверь автомобиля. Тут же включается сигнализация, которая орет на всю улицу, а мы, взявшись за руки, убегаем, хохоча как придурки. Оказывается, Дастин перепутал машины – та, на которой он приехал, припаркована чуть подальше. И водитель – молодой светловолосый мужчина – выходит из нее, чтобы помахать нам. Кажется, он весьма удивлен тем, в каком состоянии Лестерс, однако ничего не говорит по этому поводу. Просто спрашивает, куда ехать.

– Домой, конечно же! – сообщает Дастин и галантно открывает мне дверь машины, слегка покачиваясь, – видимо, его тело тоже слишком легкое.

– Джентльмен, – улыбаюсь ему я, и он шире расправляет плечи.

Мы садимся на заднее сиденье и мчимся по пустынным дорогам Нью-Корвена. Следом за нами мчатся огни, опаляющие эту ночь светом. Мы открываем окна и высовываемся из них, ловя ладонями потоки воздуха, наслаждаясь бьющим в лицо ветром, признаваясь в любви ночному городу.

А потом я чувствую, что меня необъяснимо тянет к обнявшему меня за плечи Лестерсу. Рядом с ним спокойно и тепло, и в солнечном сплетении жарко – будто бы на него падает палящий луч солнца. В какой-то момент – когда Дастин гладит меня по волосам, прижав к своему плечу и шепча что-то про рыжий цвет, этот луч спускается ниже и щекочет ласковым жаром живот. И в этот же момент мы целуемся – не трепетно, а страстно, словно хотели этого тысяч лет и сдерживались, а теперь нашли друг друга.