– На трещальнике ничего такого не было, – сказала Фура. – И на костях тоже. Мы придерживаемся строгого графика дежурств в обзорной рубке.

– Понятно, – кивнул мистер Глиммери. – Видите ли, мы получили просьбу о помощи от выживших в предполагаемом инциденте. Они прибудут через несколько дней, и я посчитал их историю настолько невероятной, что решил поставить вас в известность.

– Думаю, мы бы услышали, – сказала я.

– Да, я тоже так подумал. Как же вы могли не узнать о таком событии, если оно и впрямь случилось?

Простившись с нами, он многозначительно посмотрел на ползуна. Поняв намек, послушный мистер Каттл сделал последнюю затяжку, вернул мундштук в держатель и выбрался из персонального кресла, предоставив нам пялиться – стоит признаться, не слишком увлеченно, в свете новых известий – на любопытные опоры и пустоты, предназначенные для того, чтобы вместить нижнюю часть облаченного в мантию ползунского тела.

Затем инопланетянин и человек, зараженный светлячком, оставили нас, и мы просидели несколько минут в тишине, нарушаемой только бульканьем аппарата.

– Что он имел в виду под вознаграждением? – наконец спросила Прозор.

Снид настоял на том, чтобы показать нам наше жилище. Сурт решила подождать в больнице новостей о Страмбли, а мы с Фурой и Прозор последовали за нашим чванливым проводником через лабиринт темных улиц и переходов к проспекту. Путь все круче забирал вверх.

Постепенно признаков жизни становилось все больше. В одном здании горели окна, из другого доносился запах готовящейся пищи. Крики и смех летели из подвальной двери. Один разумник в глухом переулке вытирал кровь, текущую из разбитого носа, другой понюхал бутылку, прежде чем отшвырнуть ее. Дворняги дрались за объедки. Робот, чье колесо застряло в канаве, ездил кругами; вместо головы у него был светящийся шарик, похожий на лампочку. Мы поднялись еще выше. Более широкие улицы, протянувшиеся вдоль всего обода, находились на одном уровне, с уступами и террасами, нависающими над крутыми склонами. Все соединявшие их улицы и переулки имели крутой уклон и шли зигзагами, пересекая друг друга. На отвесных стенах мы видели лестницы – как хлипкие, так и прочнейшие, сложенные из массивных каменных блоков, наверное, тысячу лет назад. А еще были здания, поднимающиеся с уступов, или с фундаментами, повисшими над бездной; все это выглядело лишь самую малость прочнее больницы.

Со Снидом у нашей компании было мало шансов обсудить последние события, не говоря уже о неприятной новости о поврежденном корабле. Мы бы куда охотнее сами нашли гостиницу, но, как напомнила мне Прозор, улучив момент, у мистера Глиммери наверняка были информаторы в подобных заведениях, так что наше местонахождение и деятельность не остались бы в секрете надолго.

К тому времени, как мы поднялись по последнему зигзагу и, спотыкаясь, вышли на Шайн-стрит – главную улицу по эту сторону колеса, – ноги у меня уже подкашивались. Наконец-то мы достигли чего-то вроде очага цивилизации. Я невольно заморгала – такое тут все было пестрое и яркое. Залитые дождем тротуары заполнены людьми, которые шли в ту или другую сторону, толпились на трамвайных остановках или возле магазинов, баров, бутиков и отелей. Высокие здания с узкими фасадами прижимались друг к другу, как книги в плохо организованной библиотеке, равнодушной к их содержанию. С гостиницей мог соседствовать магазин торговца парусиной, за которым следовали кафе, тату-салон, дом с красными окнами и дурной репутацией, а дальше, быть может, лавка торговца костями или брокера конечностей.

Было из чего выбирать жилье, и Снид, похоже, удовлетворился тем, что позволил нам принять окончательное решение в этом вопросе. Прозор выбрала высокий отель с множеством балконов и вывеской «Счастливое возвращение» на обветшалом фасаде. Он не показался нам ни счастливым, ни соблазняющим вернуться, но у Прозор был зоркий глаз на такие вещи, и она была непреклонна в том, что это наиболее подходящее место для ведения дел с приезжими экипажами, а потому здесь у нас будут шансы сохранить анонимность. Кроме того, через дорогу находился бар, а также хорошая подборка лавок и магазинов – то, что надо для удовлетворения наших насущных потребностей.

Мы отпустили Снида, заверив его, что теперь вполне способны позаботиться о себе сами, и прошли через вращающуюся дверь в большой вестибюль. Там было холодно, гуляли сквозняки и отсутствовали мебель и украшения, за исключением нескольких горшков с мертвыми на вид растениями и пары крепких стульев, задвинутых в угол. В задней части вестибюля стояла стойка портье, возле нее располагались лифты и лестницы. Одинокий клерк наблюдал за ярким прямоугольником маленького грязного мерцательника, примостившегося на левой стороне стола. Он не мог не слышать стука наших ботинок по плиточному полу, но все равно не обращал на нас внимания, даже когда Фура, облокотившись о стол, начала постукивать металлическими пальцами по цинковой поверхности.

– Нам бы хотелось снять несколько номеров.

Клерк выключил мерцательник, затем повернулся на стуле, чтобы поприветствовать нас. Это был маленький сутулый человек с очень широким и плоским лицом, похожим на круглую дверную ручку.

– Сколько?

– Два. Двухместные, расположенные рядом. Четыре номера, если у вас только одноместное размещение.

– Сколько ночей?

– Сколько понадобится.

Он развернулся к рядам ключей и ячеек для почты. Смотрел и мял подбородок, как будто мы попросили о чем-то очень трудном и беспрецедентном. К челюсти коротышки прилипли клочки бумаги с крошечными пятнышками крови, и от него исходил сильный, терпкий запах.

– Могу предложить два номера на восьмом этаже. Это самый верхний. Лифт идет только до шестого, дальше придется пешком. Минимальный срок проживания – трое суток. Деньги вперед.

– В номерах есть сейфы?

– Нет.

– Тогда нужно помещение для хранения наших вещей, предоставленное в исключительное пользование.

– Это будет стоить как третий номер.

– Добавьте к счету.

После небольшого торга – спровоцированного Прозор, у которой был нюх на несправедливые сделки, а также чувство собственного достоинства, не позволяющее поддаваться наглому обману, – сумма была согласована и пистоли перешли из рук в руки. Мы поднялись на единственном исправном лифте на шестой этаж, где раздался звонок перед тем, как со скрежетом открылись двери, а потом взобрались по скрипучей лестнице на восьмой, где наши номера располагались примерно посередине длинного, обшарпанного, сплошь в грязных разводах коридора.

Мы с Прозор заняли один номер, Фура – другой, где ей предстояло какое-то время быть полновластной хозяйкой. Договорились встретиться через тридцать минут.

Все оказалось не так плохо, как я опасалась. Краны журчали, трубы дребезжали, но в комнате было чисто и достаточно тепло, а также имелась горячая и холодная вода. Мы с Прозор сняли скафандры и с удовольствием смыли с себя основную грязь. Впервые за несколько месяцев мы находились в условиях настоящей гравитации, если не считать пребывания в шарльерах, и эта грязь облепила меня, как веснушки. На корабле никогда не бывает чисто, как ни старайся.