страха перед властным отцом он избавился, прибегнув к благоговейному поклонению. Когда в последующие годы Пьерпонт вернул ему свою привязанность, в благодарности Джека появился дополнительный элемент облегчения, и он глубоко возмутился резкими политическими нападками на своего отца. Новая горечь, с более мрачным оттенком, прокралась в его письма: "Что касается нападок на старшего, - писал он Вивиан Смит, - то... благодаря трудоемкой и продолжительной атаке прессы... в общественном сознании Дж.П.М. больше не является ни благодетелем, ни гражданином, который был бы достоин любой страны, а представляет собой людоеда, лежащего на заднем плане и всегда готового к пожиранию"."Политики, управляющие нашими двумя странами, похоже, охвачены безумием", - сказал он Гренфеллу. "Наша страна полна ненависти, горечи и разговоров".

Поначалу Джек рассматривал расследование Pujo как "неприятность". Он принял к сведению мнение адвоката Моргана Фрэнсиса Стетсона о том, что, будучи частным банком, они могут скрывать свою бухгалтерию и отказываться от дачи показаний. Джек даже полагал, что Пирпонт может предложить на рассмотрение Пуджо какие-то конструктивные меры. Но в конце апреля 1912 года комитет выбрал своим советником Сэмюэля Унтермайера, богатого и проницательного нью-йоркского судебного адвоката, чьи породистые колли однажды победили колли Пьерпонта на соревнованиях. Унтермайер уже выступал против Money Trust, и Джек был в ярости: "Теперь расследование, вероятно, будет вестись по самым неприятным направлениям, какие только можно организовать", - написал он отцу. Слушания обострили враждебность Джека к евреям, репортерам, демократам, реформаторам - всем тем, кто будоражил население. Получив травму, он разочаровался в демократии и в том, что он называл "самодеятельным правительством" Америки.

Слушания состоялись в декабре 1912 г., как раз в тот момент, когда Пирпонт надеялся отмыться от мирских забот. Деньги продолжали поступать - он зарабатывал около 5 млн. долл. в год, - и банк под руководством Джека и Дэвисона почти сам себя обслуживал. Пьерпонт, вероятно, был более сведущ в египетских раскопках, чем в андеррайтинге на Уолл-стрит. Поначалу он грубо заявил, что будет давать показания в Вашингтоне один. Но на пороге эпохи дипломатии ожидалась новая ответственность, и банкиры должны были более осмотрительно следить за своим имиджем. Новая команда в 23 Wall заняла агрессивную позицию по отношению к связям с общественностью, резко противоречащую исторической сдержанности.

Молчание было золотым правилом поведения на Уолл-стрит. Его главным образцом был приятель Пирпонта Джордж Ф. Бейкер из Первого национального банка, чьи бараньи усы и золотая часовая цепочка на пузе делали его прототипом банкира викторианской эпохи. Его банк был таким же загадочным, как и сама стена 23. Известный как "сфинкс Уолл-стрит", Бейкер был директором более чем сорока компаний. Первое интервью он дал газете в 1863 г., а второе - только в 1923 г., когда одна молодая женщина заявила, что ей обещали работу, если она получит доступ к скрытному Бейкеру. Прервав молчание, он сказал: "Бизнесмены Америки должны сократить свои разговоры на две трети. Каждый человек должен сократить свою болтовню. Редко у кого бывает достаточно причин для разговоров". К тому времени состояние Бейкера оценивалось в 100-300 млн. долл. Отчасти благодаря заступничеству Тома Ламонта он станет богатым спонсором Гарвардской школы бизнеса.

Будучи частным коммерсантом, Пирпонт не чувствовал себя обязанным информировать общественность и никогда не нанимал публициста. Теперь же новое поколение партнеров Morgan взяло на себя ответственность за наступление на общественные связи. Дэвисон и Ламонт не только готовили Пьерпонта к слушаниям, но и наняли для банка первого публициста. Это был идеальный момент для квинтэссенции банкира нового времени, круглолицего улыбчивого Тома Ламонта. Он разработал секретный план, одобренный Пирпонтом, который будет определять работу Morgan с общественностью на протяжении целого поколения. Чтобы улучшить имидж банка, партнеры Morgan должны были встречаться с избранными репортерами, поддерживать связь с издателями, следить за газетами, готовить статьи и в частном порядке выражать протест редакторам по поводу критических материалов.

Рекламная операция Ламонта по подготовке слушаний по делу Пуджо не ограничивалась обычно упоминаемым публицистом-одиночкой. Его соратник по фамилии Брейнерд купил крупный газетный синдикат Maclures, который продавал материалы в газеты по всей Америке; это будет их средство противодействия Пуджо. "Наша идея состоит в том, чтобы Брейнерд продолжил эту работу строго sub rosa", - написал Ламонт в телеграмме Дэвисону, который ответил: "Очень рад узнать о покупке Брейнерда. На Старшего и других присутствующих произвело большое впечатление то, как важно сделать что-то быстро. Мы все согласились с тем, что очень важно, чтобы публичный человек немедленно приступил к работе sub rosa по расследованию дела о денежном трасте". Это переросло в полноценную схему вхождения в издательское дело. Вместе с друзьями с Уолл-стрит партнеры Моргана планировали купить газеты в крупных городах - Вашингтоне, Чикаго и Нью-Йорке, а также приобрести две газетные группы, которые продавали вкладыши в газеты по всей стране. Эта часть кампании, как и переговоры о покупке газеты Washington Post, по всей видимости, не состоялась. Однако эти шаги отражали новое желание формировать общественное мнение и выйти из старого кокона секретности, в котором находилась Morgan.

Вместо того чтобы отправиться в Вашингтон в одиночку, как он рассчитывал, Пирпонт возглавил свиту из шестнадцати человек. Утром в день слушаний он вышел из большого лимузина с высоким верхом и в полосатых брюках, бархатном пальто и шелковой шляпе, держа в руках трость, промаршировал по ступеням Капитолия. Огромная толпа огибала квартал: Пирпонт был самым известным банкиром на земле. Его сопровождали дочь Луиза, засунувшая руки в меховую муфту и сжавшая рот в чопорном неодобрении, и Джек в шляпе-дерби с черными усами, поросшими сединой. Когда Пьерпонт сидел в зале заседаний, на нем была трагическая маска старого клоуна: голова почти без волос, нос выпуклый и гротескно сморщенный, осанка прямая и упрямо гордая.

Слушания по делу Пуджо знамениты триумфальными репликами Пьерпонта и пылкой защитой его деловой чести; сейчас мы услышим хорошо знакомые фразы. Но чтобы не показаться недовольными теоретиками "Денежного треста", сначала отметим, какое огромное могущество Моргана было выявлено. Около 78 крупнейших корпораций, в том числе многие из самых мощных холдингов страны, работали в банках Morgans. Пирпонт и его партнеры, в свою очередь, занимали 72 директорских поста в 112 корпорациях, охватывающих мир финансов, железных дорог, транспорта и коммунального хозяйства. В эпоху банковских отношений места в советах директоров часто означали монополию на ведение бизнеса компании. За предыдущее десятилетие Дом Моргана разместил ценных бумаг на сумму почти 2 млрд. долл.

Истерия по поводу Money Trust была вызвана волной слияний банков; Уолл-стрит превращалась в один большой институт, в котором доминировал Морган.