в своем классе. Перед смертью он сказал: "Я должен подняться на холм". Он умер вскоре после полуночи. В течение двенадцати часов Папа и еще 3 697 человек телеграфировали в Гранд Отель свои сожаления.

Партнеры Morgan приписали смерть Пуджо. Это обвинение, возможно, преувеличено. Пирпонту было семьдесят пять лет, когда он умер. Почти за двадцать лет до этого обеспокоенные врачи не одобрили полис страхования жизни на его имя. Он ежедневно выкуривал десятки сигар, укладывал огромные завтраки, много пил и отказывался заниматься спортом. Если Джек терял вес, Пьерпонт начинал беспокоиться. Когда Джек начал регулярно играть в сквош, Пьерпонт сказал: "Лучше он, чем я". С детства он был хронически болен и часто проводил в постели по несколько дней в месяц. Почти ни один период его жизни не обходился без болезней и депрессий. То, что он дожил до семидесяти пяти лет с его многочисленными недугами и решительно вредными привычками, - почти чудо, свидетельство мощного телосложения. Затем, в последние годы его жизни, последовали многочисленные разочарования - "Титаник", судебные процессы против U.S. Steel и International Harvester, нападки Вудро Вильсона на Money Trust и т.д., - которые, возможно, вызвали невыносимый стресс.

Но в компании Morgans все знали, что Унтермайер - отъявленный негодяй. Как рассказывал Ламонт историку Генри Стилу Коммагеру, "в течение трех-четырех месяцев, казалось бы, с ясного неба, его здоровье пошатнулось, и после двухнедельной болезни, не вызванной никаким особым заболеванием, он умер". Безусловно, слушания ускорили смерть Пьерпонта, но кто может утверждать, что они стали ее причиной? Тем не менее, это мнение было широко распространено в банке и только усугубило отношение партнеров к политикам и реформаторам. Джек стал следить за делами Унтермайера с нездоровым любопытством. Когда в 1914 году один из сенаторов напал на адвоката, он довольно злорадно заметил "Я с удовольствием читал каждый рассказ об этом... и чем больше я вижу, как он попадает в механизм своих злых дел, тем больше я доволен".

Сколько же всего было накоплено Пьерпонтом? Помимо коллекции произведений искусства, его состояние составило 68,3 млн. долларов, из которых около 30 млн. долларов приходилось на долю в Нью-Йоркском и Филадельфийском банках. (В пересчете на доллары 1989 года состояние Пьерпонта в 68,3 млн. долл. было бы эквивалентно 802 млн. долл.) Стоимость его коллекции произведений искусства оценивалась Дювинами в 50 млн. долл. Свидетельством олимпийского положения Пьерпонта стало то, что обнародование этих данных вызвало некоторое недоверие и даже жалость. Эндрю Карнеги был искренне опечален открытием бедности Пьерпонта. "И подумать только, что он не был богатым человеком", - вздыхал он. Состояние Пьерпонта не приближалось к состоянию великих промышленников - Карнеги, Рокфеллера, Форда или Гарримана, и он не дотягивал до Джея Гулда. Один из авторов журнала даже счел скудное состояние доказательством того, что Пьерпонт не извлек выгоду из имевшейся в его распоряжении внутренней информации.

Когда завещание Пьерпонта было оглашено, оно таило в себе немало сюрпризов. Переполненное религиозным пылом, оно имело яркое начало, в котором он посвящал свою душу в руки Иисуса Христа. Деньги он раздавал с большой либеральностью. Помимо капитала банка Морган завещал 3 млн. долларов, яхту "Корсар", недвижимость в Принс Гейт и Дувр Хаус, а также неоценимую драгоценность - коллекцию Моргана. Дочери Луиза Сэттерли и Джульетта Гамильтон получили по 1 млн. долл. на каждую и еще по миллиону на мужа. Многострадальная Фанни получила Крэгстон, дом на Мэдисон-авеню, гарантированный аннуитет в размере 100 000 долларов и трастовый фонд в размере 1 млн. долларов. Она дожила до 1924 г., ее верно опекал Джек. В семье возникли трения по поводу присуждения Анне Морган 3 млн. долларов. Поскольку у нее не было детей и она планировала пожертвовать деньги на благотворительность, некоторые считали, что она должна была получить гораздо меньше.

Для сторонников Моргана это был день с красной буквой, исполнивший их самые смелые мечты. Библиотекарь Белль да Коста Грин получила свое первое завещание от Моргана в размере 50 000 долларов США - Джек впоследствии сравняется с ним, - а также гарантию продолжения работы в библиотеке. Доктор Джеймс Марко, накачивавший Пирпонта лекарствами во время паники 1907 г., получил аннуитет в размере 25 000 долларов, который должен был перейти к его красавице-жене Аннет, если она переживет его. (Это завещание, а также легенды о том, что врачи больницы для лежачих больных женились на бывших любовницах Пьерпонта, поддерживали слухи о том, что Аннет Маркое была любовницей Пьерпонта). Даже капитан В. Б. Портер, который был хозяином корабля Пьерпонта, получил 15 тыс. долл. В самом поразительном акте патернализма каждый сотрудник J. P. Morgan and Company и Morgan Grenfell получил бесплатную годовую зарплату. (Когда пришел срок оплаты счета, Джек выплатил 373 тыс. долл.) На благотворительность было завещано около 10 млн. долл., в том числе 1,35 млн. долл. на нью-йоркскую больницу для лежачих больных доктора Марко, 1 млн. долл. на Гарвард, 560 тыс. долл. на церковь Святого Георгия и 500 тыс. долл. на собор Святого Иоанна Божественного в Нью-Йорке.

Не случайно последние обряды Пьерпонта напоминали англо-американские почести, которые он устроил Юниусу. Он превратил свои собственные похороны в последний акт поклонения отцу. По словам Джека, Пьерпонт "оставил полные инструкции относительно похорон, которые должны быть как можно более похожи на похороны его отца". И снова траур был трансатлантическим: Пьерпонта почтили как поминальной службой в Вестминстерском аббатстве, так и закрытием Нью-Йоркской фондовой биржи. На море флаги судоходных трестов развевались с полумачтой. В Нью-Йорке его тело покоилось в библиотеке Моргана. На заупокойную службу в соборе Святого Георгия прибыл полный состав епископальных епископов - по одному от Нью-Йорка, Коннектикута и Массачусетса - в соответствии с завещанием Пирпонта. Гимны исполнял Гарри Т. Берли, чернокожий баритон, внук беглого раба и любимец Пьерпонта. Пирпонт был похоронен в семейном мавзолее на кладбище Cedar Hill в Хартфорде в соответствии с его пожеланиями: "напротив того места, где покоятся останки моего отца".

Пожалуй, ни одно событие 1913 года не получило столько газетных строк, как смерть Пьерпонта Моргана. На мгновение критический барабанный бой, который стал таким громким и настойчивым после слушаний по делу Пуджо, затих. В пространных некрологах ни одна аналогия не была слишком большой, чтобы охватить только что умершего человека. Журнал Economist назвал Пьерпонта "Наполеоном Уолл-стрит". Wall Street Journal писал: "У таких людей нет преемников. . . . Не было преемников у Наполеона, Бисмарка, Сесила Родса или Э.Х. Гарримана, и их власть не была увековечена".