Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И совсем не помнит, чтобы был несчастным. Он считает, у него было хорошее детство.
Какая ирония: никто не вспомнил Риччи, когда тот зашел в школу Дингл-Вейл за табелем. А через несколько лет в день открытых дверей там показывали парту, за которой якобы сидел Ринго Старр. Брали с посетителей по шесть пенсов за то, чтобы посидеть за ней и сфотографироваться.
В детстве Ринго не интересовался музыкой и не научился играть ни на одном инструменте. «В больнице у нас был ансамбль — четверо на тарелках, двое на треугольниках. Я не играл, пока не появился барабан».
Когда Ринго поступил в подмастерья слесаря, все свихнулись на скиффле. Вместе с ребятами он создал группу Eddie Clayton Skiffle, которая в обед выступала перед другими подмастерьями.
Первые подержанные барабаны отчим купил ему, съездив домой в Ромфорд. Стоили они десять фунтов. «Я привез их из Лондона в служебном фургоне, — рассказывает Гарри. — Стою на Лайм-стрит, жду такси, а тут идет Джо Лосс[95]. Ну, думаю, если спросит, умею ли я играть, придется сознаться, что не умею. Но он прошел мимо».
За свою первую новую ударную установку Ринго заплатил сотню фунтов. За первым взносом в пятьдесят фунтов он отправился к дедушке.
«Риччи закатывал дикие сцены, если дед отказывал ему хоть в шиллинге, — рассказывает мать Ринго. — А тут дед пришел ко мне: „Слыхала, что хочет этот распроклятый лоботряс?“ Он всегда называл Риччи лоботрясом. Но деньги дал, и Риччи честно ему возвращал — по фунту в неделю из зарплаты».
Мать Ринго побаивалась, что ансамбль будет отнимать слишком много времени. Сыну ведь надо ходить в технический колледж Ривердейл, наверстывать упущенное в школе.
Но Гарри нравилось, что пасынок играет в скиффл-группе. Он считал, парню надо чем-то интересоваться. Однажды Гарри разговорился в баре с одним типом — тот утверждал, что играет в группе. Он согласился на пробу взять Риччи, назначил время. Риччи пошел один и вернулся в ярости. Группа оказалась уличным оркестром. Ему повесили на грудь громадный барабан и хотели заставить маршировать по улице, стуча палочками под военный марш — бум-бум.
Впрочем, в группе Эдди Клейтона было немногим лучше. Да и никакого Эдди Клейтона, вообще-то, не существовало. Лидер группы Эдди Майлз взял себе для звучности сценический псевдоним. Точно так же Пол, Джордж и Джон изменили имена, поехав в Шотландию.
В конце концов, играя на тех же конкурсах, вечеринках и небольших танцплощадках, что и «Битлз», Риччи примкнул к группе Рори Сторма. Когда они получили сезонный ангажемент в летнем лагере «Батлинз», Риччи пришлось решать, бросать ли работу. Ему исполнилось двадцать, ходить в подмастерьях предстояло всего год. «Все говорили, что с работы уходить нельзя, и они, вероятно, были правы. Но мне очень хотелось смыться. Я получал шесть фунтов в неделю у „Ханта и сына“ и еще восемь, играя по вечерам. „Батлинз“ предлагал мне двадцать фунтов в неделю, за вычетом платы за жилье — шестнадцать».
В то время группа Рори была ведущей в Ливерпуле, но тринадцатинедельный ангажемент в «Батлинз» стал их величайшим прорывом. «Мы все хотели, чтоб наши имена прославились, — значит, думаем, имена должны быть позвучнее. Рори Сторм брал псевдонимы уже дважды. Вообще-то, он Алан Колдуэлл, потом стал Джетом Стормом, а потом Рори Стормом».
В «Батлинз» Ричард Старки наконец и стал Ринго. Прежде его иногда называли Rings[96]. Первое кольцо ему подарила мать на шестнадцатый день рождения. Когда умер дедушка Старки, Риччи получил второе кольцо, широкое и золотое, которое носит по сей день. К двадцати годам он носил до четырех колец. В «Батлинз» ему сократили фамилию до Старра, чтобы можно было объявлять соло на ударных как «Star Time»[97]. «Rings» само собой превратилось в «Ringo» — в сочетании с односложной фамилией выходило звучнее.
Вернувшись в Ливерпуль, Ринго дома на Адмирал-Гроув отпраздновал двадцать первый день рождения. Пришли все самые известные группы, в том числе Gerry and the Pacemakers, The Big Three[98], и Силла Блэк. «Битлз» не было. Ринго их не знал. Они жили в другом районе и были просто еще одной группой на неверном пути к успеху.
Гостиная в доме на Адмирал-Гроув была очень маленькой, десять на двенадцать футов, но в нее каким-то чудом набилось шестьдесят человек. За цифру можно ручаться — в конце вечеринки Ринго сфотографировал гостей на куче битого кирпича напротив дома.
Мать Ринго давно знала Силлу Блэк — соседскую девушку, которую, вообще-то, звали Силла Уайт[99]. Почти год та с подружкой по средам заходила к миссис Старки после работы. Элси поила их чаем, а потом Силла делала ей прическу.
Успешные выступления в «Батлинз» открыли группе Рори Сторма дорогу к другим ангажементам. Они прокатились по американским военно-воздушным базам во Франции, однако Ринго говорит, что это был кошмар. «Французы не любят англичан. Ну и я от них был не в восторге».
Дела шли так хорошо, что от первого предложения съездить на гастроли в Гамбург группа Рори отказалась. Потом, правда, все равно поехала, и в «Кайзеркеллере» впервые встретилась с «Битлз». Ринго смутно припоминает, что уже видел их в Ливерпуле: как-то заглянул в клуб «Джакаранда», а они там учили Стю играть на бас-гитаре.
В Гамбурге Ринго болтал с «Битлз» между сетами и заказывал им номера, когда они играли. Потом он уехал в Ливерпуль с Рори, а позже снова появился в Гамбурге, но уже один — аккомпанировал Тони Шеридану. В тот период Ринго всерьез подумывал остаться в Германии. Ему предложили годичный ангажемент — квартиру, машину и тридцать фунтов в неделю. Однако он решил вернуться в Ливерпуль и отыграть с Рори Стормом еще один сезон в «Батлинз». И тут его позвали присоединиться к «Битлз». По телефону Джон сказал, что прическу надо сменить, но бакенбарды разрешил оставить.
На Ринго обрушилось негодование поклонников Пита Беста — его засыпали угрожающими письмами. «Девчонки по Питу с ума сходили. А я был тощим усатым заморышем. Брайану я тоже не понравился. Он считал, у меня нет индивидуальности. И вообще, зачем брать драного кота, когда есть ухоженный?»
Все решили деньги. «Тогда же меня позвали в Kingsize Taylor and the Dominoes[100]. Предложили двадцать фунтов в неделю. „Битлз“ давали двадцать пять, поэтому я выбрал их».