Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Один, два, три… десять, – медленно считала она, и на цифре пятнадцать дверь отворилась. Красный от смущения Борис сбежал по ступенькам и подошел к ней.
– Дышите воздухом?
Она лукаво улыбнулась – он казался молодым и глупым породистым псом, ждавшим команды от своей хозяйки:
– А что здесь делаете вы? Вы же собирались отдыхать.
Офицер покраснел еще больше.
– Дядя оказался прав, – проронил он. – Наверное, мне захочется прилечь, когда я буду в его возрасте. А пока…
– А пока что? – Она пристально посмотрела на него. – Хочется все-таки отправиться в ресторан?
Молодой человек покачал головой:
– Нет, не хочется. А вот поговорить с хорошенькой женщиной очень даже хотелось бы.
Баронесса расхохоталась:
– И где вы увидели эту хорошенькую женщину?
Борис приосанился:
– Она стоит рядом… и будто не замечает меня. Это равнодушие меня больно ранит.
Ольга опустила глаза, разглядывая острый носок модного ботинка.
– Но вы совсем не знаете эту женщину. Ваш дядя сказал.
– Я ничего не хочу слушать. – Офицер приблизился к ней, его глаза горели необычайным огнем, и в них читалась страсть. Ольга всегда возбуждала в мужчинах восхищение и желание, сильную страсть, потребность обладать ею. – Вы сочтете меня смешным, но я еще не встречал никого, кто бы понравился мне столь же сильно.
– Вы еще мало пожили, – усмехнулась женщина, однако он схватил ее за руку. – Ольга Зельдовна… Ольга… можно, я буду вас так называть? Есть ли у меня хоть какая-то надежда?
Женщина улыбнулась про себя. Боже, до чего предсказуемы эти мужчины! И до чего одинаковы – мерзкие, похотливые животные! И как с ними скучно, потому что все, что будет, знаешь заранее.
– Пойдемте в дом, – шепнула она, и Борис, дрожа от страсти, подумал, что делает первые шаги к блаженству.
Санкт-Петербург, 1907
Они лежали в кровати на мокрых от страсти простынях, и Борис сжимал руку Ольги, боясь ее выпустить из широких вспотевших ладоней. Ему казалось: как только он это сделает, она исчезнет, и выяснится, что не было никакой страсти, никакой любви, все это приснилось и исчезло с пробуждением. Но пока женщина, ставшая ему родной и близкой, рассказывала печальную историю, а он слушал, готовый отдать за нее свою жизнь.
– Теперь ты понимаешь, почему я хочу бежать? – спросила Ольга, гладя плечо молодого любовника. – Я не выдержу в тюрьме, я, выросшая и жившая в роскоши, зачахну, умру. К сожалению, твой дядя этого не понимает. Он адвокат, многое повидал. И для него не срок какие-то шесть месяцев. Если мне дадут шесть месяцев, все может закончиться гораздо хуже.
Борис закрыл глаза.
– Да, да, я все понимаю, – проговорил он. – Такая женщина не должна попасть за решетку. Я могу помочь тебе хоть чем-то?
Она приподнялась на локте и посмотрела в его честные голубые глаза:
– Наверное, можешь. У меня осталась неделя, мне нужно подумать. – Женщина поднялась, нагая, необыкновенно красивая, и молодой человек залюбовался ее гладкой жемчужной кожей. – Я дам тебе ключ от своего дома, объясню, где тайник, и ты принесешь мне его содержимое. В шкатулке деньги и драгоценности. Они мне понадобятся, если удастся убежать.
– Да, да, конечно, я все сделаю. – От волнения на лбу Бориса выступил пот.
– Иди прямо сейчас, – приказала женщина. – Скоро проснется твой дядя. Он не должен догадаться, что мы… Что мы любим друг друга.
Борис торопливо вскочил с постели, кутаясь в простыню, стесняясь своих длинных худых ног.
– Да, я все понимаю.
– Когда он спросит о тебе, я скажу, что ты пошел прогуляться, – бросила Ольга, натягивая платье. – Лучше бы тебе зайти в ресторан и выпить бокал шампанского. Видишь ли, Шталь очень подозрителен. Кроме того, в этом доме работают люди, преданные своему хозяину. Они его глаза и уши. Надеюсь, никто не видел, как мы вдвоем поднимались наверх.
– Никто, – ответил Борис, впрочем, не очень уверенно.
– Давай, давай, – торопила его женщина, и он спешно начал одеваться, а потом, взяв ключ, воровато выскользнул из комнаты любовницы и с облегчением выдохнул, увидев пустую гостиную.
Ольга знала: Шталь ложился вздремнуть после обеда почти каждый день, если ему не нужно было идти по делам, и обычно дремал часика два-три. Она улыбнулась новому любовнику, который на цыпочках миновал комнату и выскользнул в дверь. Итак, драгоценная шкатулка скоро будет у нее. Если удастся бежать (придумав план, она почти не сомневалась в успехе), благодаря бриллиантам она проживет долгую и безбедную жизнь в любом конце страны. А может, получится выехать из России, если ее друзья-одесситы (из Санкт-Петербурга женщина собиралась рвануть в Одессу) помогут с документами. Разумеется, за границей было бы безопаснее. Да, да, безопаснее, и поэтому в Одессе нужно ублажить криминальных авторитетов, предложить им большие деньги и себя в придачу, если они захотят.
Ольга сознавала, что люди, преступившие и преступавшие закон, влекут ее гораздо сильнее, чем добропорядочные граждане. И от них больше толку. Во всяком случае, от Иосифа ей больше ничего не нужно. Она уже придумала, как обезопасить свой побег. В шкатулке с бриллиантами и деньгами было кое-что еще.
Борис исполнил ее поручение, и Ольга снова наслаждалась блеском бриллиантов. Кое-что еще в шкатулке было пакетиком со снотворным: она когда-то, сама не зная зачем, так, на всякий случай, стащила его у фон Шейна, которому врач прописал порошок от бессонницы. Теперь влюбленные могли безбоязненно наслаждаться любовью: сон адвоката стал крепче. Ольга, прижимаясь к Борису гладким и упругим, как слива, телом, шептала:
– Наконец-то я встретила настоящую любовь… Теперь я знаю, что такое – любить.
– Но если ты убежишь, мы не сможем быть вместе. – Лицо офицера кривила болезненная гримаса. Одна мысль о разлуке с Ольгой была невыносима.
– Боря, поверь, нет ничего невозможного. – Баронесса прижималась еще крепче, и мужчина, казалось, терял сознание от ее запаха и объятий. – Я поменяю документы и начну новую жизнь. Ты приедешь ко мне, и мы поженимся.
Борис соглашался, хотя прекрасно понимал: его пожилая мать никогда не благословит такой брак. Ради Ольги придется оставить карьеру. Но что такое карьера по сравнению с женщиной, которую он любил больше жизни? Они поедут к его матери, в маленькое имение, и поселятся там, пока… К сожалению, дальше он не мог ничего планировать и продолжал считать дни до того момента, когда они временно расстанутся. Три дня, два, один – и завтра. Боже, это случится завтра… Об этом помнил и Шталь, который в последнее время не поднимался к своей подруге на второй этаж, потому что чувствовал слабость и странную боль в груди, вызывавшую одышку.