Сашка ушел в лес и долго ждал. Лодка вскоре скрылась за поворотом.

Камбала вернулся на левый берег и явился к Городилову.

— В лесу твоя лодка?

— Твое какое дело?

— Ты работаешь тут? — спросил Сашка.

— А че тебе?

— А как живешь?

— Мое дело… — Андрюшка усмехнулся.

— Где спирт?

— Какой?

— Твой.

— Вот спирт. Пей!

Сашка взял большую стеклянную бутыль в четверть ведра, перевернул ее, и все вылил в реку. Следом полетел и разбился о камень ящик, налитый китайской водкой.

Городилов подскочил и хотел ударить Сашку по голове, но тот увернулся, удар пришелся скользом, а Андрея схватили какие-то мужики. Он рвался из их рук. Сашка пнул его между ног так метко, что Городилов завыл и согнулся от боли.

— Теперь отпусти! — велел мужикам Камбала. — Пусти, не бойся! Еще меня ударишь? Драться будешь? Нет? Ходи отсюда… Это все? — спросил Камбала, перерыв его вещи.

— Все.

— А где еще спирт?

— Ты же вылил! Все в реке! Ограбил ты меня, Сашка!

— Зачем врешь?

— Как это врешь?

— А у тебя большая лодка еще есть. Спрятанная. Иди покажи…

— Не знаю никакой лодки…

— Не твой в ней спирт? Ладно, будет наша! Берем себе…

— Да я тебя стрелю!

— Нечем. Оружье забираю, — сказал Гуран.

В руках у него был Андрюшкин винчестер.

— Твой спирт в большой лодке за ветельной рощей…

Гуран выкинул Андрюшкины патроны в реку и отдал ему винчестер.

— Тебя отвезем за Гаврюшкин караул! — сказал он. — И больше сюда не придешь.

— А как же прииск без спирта? Да ты что, китайская образина? Да ведь люди мокнут… Я им нужней врача, а ты человечество хочешь лишить лекарства, здоровье у него отымать?

— Пошел, пошел…

— Погоди! Может, сговоримся… Ребята, вы же сами пьете.

— Люди передохнут уже! Ты все забрал, весь их доход. Все золото пошло тебе. Пошел! Пошеба отсюда скорей! Ну! А лодку большую берем себе. Конфискуем. Будем людям спирт давать, как в казенном магазине.

— Это разбой! Я жалобу подам.

— Ты жалобу подашь? Тогда — предатель. Шею пополам тебе распилим.

— Ну, погоди.

— Че погоди?

— Ну надо же спирт привозить старателям?

— Тебя не надо! Ты обманываешь…

Сашка вечером явился к Егору и обо всем рассказал.

— Тяжелый был у тебя день, — отозвался Егор. — А спирт все-таки нужен на прииске, где-то придется доставать.

— Андрей говорит, разорился. А что разорился? Он золота повез кулек, как сахар… Столько весь спирт не стоит!

— За безобразие и драку что же присудим Родиону? — спросил Егор.

— Мужик не виноват, баба виновата, — ответил Сашка. — У Сапогова плечо сломано. Он лежит больной. А Родион целый — его счастье!

— Черт не знает! Какие бабы страшные! — сказал Улугу, сидевший на скамейке. Он видел сегодня, как выливали спирт, как выбрасывали вещи в лодку и выгоняли женщин. — У-у! Никогда такой бабы я не видел!

Ксеню сильно занимали соседи. Чем больше они помогали ее мужу, тем сильней хотелось ей знать, что это за семья, откуда взялась такая. Почему это такие людям угодники? Теперь пошел слух по прииску, что у Егора сын живет не венчан. Ксеня сама растрезвонила о том, что Вася и Катя живут в грехе. И теперь эту же свою новость, услыхав от других, толковала: «Сволочи все!»

Сам Кузнецов выбран, всем верховодит, всех учит, мужчина степенный, хотя и простой… А и в такой семье есть трещина.

Ксении невольно хотелось эту трещину расковырять, узнать, далеко ли она идет. Наверно, далеко, да и не одна эта трещина… Простота-то хуже воровства…

Ксеня пришла к Улугушке, помогла выстлать ему рогожку на самодельной бутарке.

— И может, что надо тебе починить? — спросила она гольда. — Неси мне!

Сильные руки ее с такой же ловкостью могли запеленать ребенка, приготовить пищу, испечь хлеб, накрыть стол, и накормить людей, и починить, и сшить, скатать, и спрясть, как и бутарить на промывке, выбирать пальцами золотые значки. Ничего не упустят острые Ксенины глаза.

— А сын у Егора венчан живет?

— У-у! Конечно!

— А когда свадьбу справляли?

— Где? Дома! А ты че?

— Видишь ты… А люди врут… Вот сволочи… Говорят, что в грехе живут дети нашего президента…

— Никогда! Че ты! Какой грех!

Ксеня часто приходила после промывки с каким-нибудь делом к Кузнецовым и подолгу стояла, рослая и прямая, как солдат на часах, засунув руки от мошки под фартук, зорко наблюдая за всем вокруг, переговариваясь с Татьяной и поддакивая ей. Ксеня и сама была бойка и востра.

«Больно шаркает все глазами!» — думала про нее Таня.

С постройки пришел Егор с каким-то цыганом.

— Слушай, хозяин наш, отец дорогой! Помоги! Помираем, дорогой, с голодухи помираем!

— Пойдем, я тебе лепешек дам! — сказала цыгану Ксеня.

— Ой, спасибо, дорогая, спасибо! Век твоей милости не забудем… Да у нас, матушка-красавица, дело не к тебе…

Егор помылся, вытерся полотенцем и пошел толковать с гостем в новую избенку.

— Дай нам заработать, дорогой! Поставь нас на хороший участок. Дай нам из горькой нашей бедности выбиться. Жена тебе счастья нагадает, детям твоим век будет хорошо. И внукам и правнукам…

Глаза его зло блеснули, видя, что пожелание счастья не действует на мужика. Цыган Иванов знал таких людей. Обещание нагадать счастье — не шутка. А люди все суеверны. И кто может нагадать счастья, тот может сделать и наоборот.

Иванов старался смотреть грозно, как бы обещая злые вести. Он хотел напугать здешнего президента.

— У нас каждый ищет сам, — ответил Егор. — Иди выше по реке и мой. Лучшие места, где перебутор, спор ключей…

— Дорогой, люди конные вороты устанавливают, в глубь матушки-земли пробивают путь, а что же я с тазом… Без лопаты… А я коней пригнал на плоту.

Запасные лопаты теперь у общества были. Были и лотки. Егор дал все цыгану.

— Покажи, дорогой, как мыть. Никогда я не мыл, не знаю!

Старухи бы заели Егора на старых местах, мол, дурной глаз пришел, гони его вон…

— Ну, Иванов! — хлопнул он, прощаясь, цыгана по плечу. — Утешил ты меня!