В тот день к нему в палату явились два санитара дневной смены, Джузеппе и Мартин. Глаза Габриэля были закрыты, но он узнал этих двоих по запаху – в то время его обоняние и осязание были необычайно обостренными, будто он воспринимал окружающий мир не через рецепторы, а получал информацию неотфильтрованной, непосредственно.

Он чуял туалетную воду Джузеппе – санитар душился ей уже четыре дня, потому что шесть дней назад в клинике начал работать Мартин. А вот от Мартина пахло женщиной. Он был придурком, которого природа наделила телом Ахиллеса, и от него – иногда сильнее, иногда слабее – несло духами доктора Ванджи, врача-ассистентки, постоянно косившейся на ахиллесову задницу.

Габриэля мучило то, что он все это воспринимает: запахи, настроения, отношения. Невзирая на препараты, информация из окружающего мира обрушивалась на него проливным дождем, и он ничего не мог с этим поделать. Он был точно замурован внутри своего Я, и все сенсоры были настроены на получение данных – только наружу ничего не поступало, все вентили его сознания были закручены.

– Привет, Счастливчик Люк, – сказал Джузеппе, прекрасно зная, что ему нельзя так называть этого пациента. – К тебе сегодня пришли.

– Плевать, – пробормотал Габриэль.

Из-за лекарств язык у него во рту становился неповоротливым, как толстый бегемот.

Санитары развязали ремни на его руках и груди, пересадили на кресло-каталку, закрепили руки на подлокотниках и повезли в комнату для посетителей.

И там сидел он. Худощавый, с неприметной, как у бухгалтера, внешностью, в светло-сером тренче и темной фетровой шляпе. Шляпу он снял и положил на стол – и еще тогда Габриэль заметил, что его волосы уже начинают редеть.

Джузеппе и Мартин подвезли его на каталке, точно старика (а ведь ему было всего восемнадцать!), и оставили у прикрученного к полу стола – наедине с этим бухгалтером.

Мужчина смерил его раздражающе суровым взглядом. От него несло табаком, хитростью и жестокостью. «Он не бухгалтер. Может быть, врач. Может, кто похуже».

– Привет, Габриэль. Как дела? – В его голосе слышалось раскатистое р-р, русский акцент придавал речи странные, будто угрожающие интонации.

– Я вас не знаю, – равнодушно откликнулся Габриэль. Его голос скрипел ржавой велосипедной цепью, успокоительное в крови тормозило мышление.

– Сарков. Меня зовут Юрий Сарков, и я…

– Я вас не знаю, – отстраненно повторил Габриэль. – Уходите.

Юрий держал спину прямо, точно проглотил стальной брус.

– Я знаком… был знаком с твоим отцом, он…

– Мой отец был сволочью. Если вы были с ним как-то связаны, то и вы такой же.

Юрий улыбнулся. Не натянуто, не строя хорошую мину при плохой игре. Вполне искренне.

«Будь осторожен, Люк! Этот человек – игрок. И он уверен, что выиграет».

Юрий поднялся, взял шляпу со стола и посмотрел на Габриэля сверху вниз.

– В конце концов, речь не о твоем отце. Те времена давно минули. Речь идет о том, хочешь ты отсюда выйти или нет.

«Еще как хочу! Но тебе об этом знать необязательно».

– Оставьте меня в покое. – Голова Габриэля склонилась к плечу, у него больше не было сил ее удерживать. – Вы думаете, я не знаю, что это такой эксперимент? А я в экспериментах больше не участвую. – Он прервался, отвлекшись на вдох, это заняло все его внимание. – Скажите Дресслеру, больше никаких экспериментов.

– Я не врач. Я знаю, Габриэль: врачи хуже чумы. Они тебе говорят, что ты имеешь право думать, а что нет. Они говорят, что хорошо, а что плохо. Но я думаю, они тут все ошибаются. Я думаю, ты сам можешь о себе позаботиться.

«Осторожно, Люк. Он пробрался в твою голову. Не знаю, как ему это удалось, но он теперь в твоей голове».

– Я могу забрать тебя отсюда, Габриэль.

«Он лжет. Это закрытое отделение психбольницы. Отсюда так просто не выйти».

– Ты мне не веришь? – спросил Юрий.

«Вот видишь? Он читает твои мысли. Он знает, о чем ты думаешь».

«Нет. Это просто ты вопишь так громко, что он нас слышит».

«Не может он нас слышать! Но он хитер!»

– Габриэль?

Габриэль поник головой, из уголка рта потекла слюна.

– Я приду на следующей неделе, в пятницу, – говорит Юрий.

– Пятница – день промывки мозгов, – бормочет Габриэль.

– Тогда я приду рано утром. А ты поразмысли над моим предложением.

Размышлять Габриэлю не пришлось. Конечно, он хотел выйти отсюда, любой ценой. И вот ранним февральским утром 1988 года, когда двор клиники замело снегом, Юрий как ни в чем не бывало вывел его из психбольницы.

Габриэль до сих пор не знает, как ему это удалось. А главное, зачем ему это вообще было нужно. Одно он знал наверняка: Юрий стал его опекуном и поручился за своего подопечного. А все остальное – темная история. В конце концов, Габриэль знает, что у Юрия всегда есть причины для тех или иных действий, но об этих причинах он предпочитает не распространяться. Главное, что ему удалось выбраться из «Конрадсхее».

Они миновали проходную, вышли через дверь центрального корпуса на порог и спустились по полукруглой лестнице в парк. Сердце Габриэля громко стучало, ему снизили дозу препаратов, и теперь он каждую секунду боялся, что кто-то из врачей погонится за ним с лассо и опять поймает.

Тонкий слой снега мгновенно таял под подошвами. Габриэль не оглядывался, но знал, что их следы черными отметинами проступают на снегу, ведут к зарешеченным воротам, затем – к краю тротуара. И там обрываются.

Порыв холодного ветра бьет Габриэлю в затылок. Втянув голову в плечи, он сворачивает налево, к корпусу, где до сих пор размещена администрация. На окнах в западном крыле нет решеток, эта часть здания сохранила шарм начала двадцатого века, и никто бы даже не подумал, что тут решаются судьбы погребенных заживо.

Старый вход на склад, располагавшийся раньше в подвале, находится за клумбой с увядшими розами. Габриэль присаживается на корточки перед дверью, достает отмычки и, зажав в руке похожий на отвертку инструмент, вскрывает замок.

Слышится тихий щелчок, и дверь подается. Замерев, Габриэль косится на парк, всматриваясь в темноту и прислушиваясь.

Ничего. Можно идти дальше.

Он медленно открывает дверь и входит в подвал. Тут пахнет пылью: и входом, и раскинувшимся за ним складом явно не пользовались уже много лет. Габриэль поворачивается, собираясь закрыть дверь, но тут слышится какой-то шум, на этот раз – совсем близко. К нему несется какая-то тень, отталкивается от земли… Габриэль в последний момент пытается захлопнуть дверь, отгородиться от зверя. Но тень с невероятной силой налетает на Габриэля, проносится в воздухе, и его обдает горячим дыханием. Дверь распахивается. Он успевает вскинуть левую руку, защищаясь, однако острые зубы впиваются в его плоть, пробив ткань куртки. Габриэль отшатывается, лихорадочно пытается не терять равновесие, но все-таки падает спиной на кафельный пол.