Пэдди поговаривал о том, чтобы продать каурую кобылу, накоторой прежде ездил отец Ральф. Мэгги теперь ездила по выгонам на поджаромвороном меринке, который служил ей прежде для прогулок — воронок был славный,послушный, куда приятней злобных меринов и норовистых кобыл с конного двора.Лошади эти были умны, но не отличались кротким нравом. И от того, что в Дрохедене было ни одного жеребца, они не становились приветливей.

— Нет, папа, пожалуйста, не надо! — взмолиласьМэгги. — Я сама стану ездить на каурой! Подумай, как будет нехорошо, отецРальф сделал нам столько добра, и вдруг он приедет в гости и увидит, что мыпродали его лошадь!

Пэдди в раздумье посмотрел на дочь.

— Навряд ли отец Ральф к нам когда-нибудь приедет,Мэгги.

— А вдруг приедет! Откуда мы знаем!

Пэдди не мог выдержать взгляда ее глаз, так похожих на глазаматери; нет сил огорчать ее еще сильней, она и так горюет, бедняжка.

— Что ж, ладно, Мэгги, оставим и каурую, только смотри,чтоб они у тебя ходили под седлом поровну, не застаивались, зажиревшие лошадимне в Дрохеде не нужны, понятно?

Прежде ей совсем не хотелось садиться на лошадь отца Ральфа,но с этого дня она ездила то на одной, то на другой — пускай обе честным трудомзарабатывают свой овес.

Да, вышло очень удачно, что близнецов без памяти полюбилимиссис Смит, Минни и Кэт, — Мэгги разъезжала по выгонам, Фиа долгие часыпроводила у себя в гостиной за письменным столом, а Джимсу и Пэтси жилосьпревесело. Бойкие, неугомонные, они у всех путались под ногами, но были оба такиежизнерадостные и приветливые, что ни у кого не хватало духу долго на нихсердиться. По вечерам у себя в домике миссис Смит, которая давно уже перешла вкатоличество, на коленях изливала благодарность, переполнявшую ее сердце. Покажив был ее Роб, не дано ей было радости иметь своих детей, и долгие годы неслышалось детских голосов в Большом доме — тем, кто его обслуживал, запрещалосьводить дружбу с семьями овчаров, что жили в домиках на берегу реки. Но приехалосемейство Клири, родня Мэри Карсон, и наконец-то появились дети. А теперь —теперь Джиме и Пэтси окончательно поселились в Большом доме.

Зима прошла без дождей, не принесло дождей и лето. Палящеесолнце иссушило сочные, высотой по колено золотистые травы до самой сердцевины,каждая травинка стала хрусткой и ломкой. Поглядеть вдаль можно только сощуряглаза в щелочку и нахлобучив широкополую шляпу до самых бровей — лугаотсвечивают слепящим серебром; меж зыбких голубых миражей закручиваютсявихорьки пыли, деловито снуют, сметая в кучи и перекатывая с места на местосухие листья и мертвые травинки.

Какая настала сушь! Даже деревья высохли, кора с нихотваливается жесткими ломкими полосами. Опасность, что овцы начнут голодать,пока не грозит — травы все-таки хватит еще на год, а пожалуй и дольше, — ноуж очень тревожно смотреть, до чего все пересохло. Всегда может случиться, чтодождей не будет и на следующий год, и еще через год. В хороший год их выпадаетна десять пятнадцать дюймов, в плохой меньше пяти, а то и вовсе не бывает.

Несмотря на жару и мух, Мэгги любила пастушью жизнь — славноэто, шагом едешь на каурой кобылке за тесной кучей блеющих овец, а собаки,обманчиво равнодушные, высунув языки, растянулись на земле. Но пусть попробуеткакая-нибудь овца выскочить из стада — и мигом ближайший пес, мстительнаямолния, кинется вслед, острыми зубами с удовольствием цапнет злополучнуюослушницу за ногу.

Мэгги проехала вперед, обогнав стадо, — приятноеразнообразие после того, как милю за милей надо было ехать сзади и глотатьпыль, — и отперла ворота следующего выгона. Терпеливо подождала, покасобаки, радуясь случаю показать ей свое усердие, лаем и укусами не загнали тудаовец. Коров собирать и загонять трудней, они брыкаются, а иная и кинется нанеосторожную собаку, бывает, и на рога поднимет; вот тут-то пастуху надо бытьнаготове, пустить в дело кнут, но собаки любят толику опасности. Однако Мэггипасти коров не поручали, этим Пэдди занимался сам.

А собаками она не уставала восхищаться: до чего умны, простоне верится! Почти все дрохедские овчарки были темно-рыжие, только лапы,надбровья и грудь светлые, но были и квинслендские — крупные, голубовато-серыес черными пятнами, и метисы, в которых на все лады смешались та и другая масть.Когда для сук наступала брачная пора, им по всем правилам науки подбиралинаилучшую пару и ждали приплода; подросших щенков, которые уже пересталикормиться молоком матери, испытывали на выгонах — и тех, что обещали статьхорошими пастухами, оставляли в Дрохеде или продавали, а негодныхпристреливали.

Мэгги свистом подозвала собак, заперла за овцами ворота иповернула свою каурую к дому. Неподалеку стояла роща — тут росли эвкалиптыразных пород, черный самшит, кое-где на опушке — вилга. Мэгги с облегчениемвъехала в тень и обрадовалась свободной минуте — приятно было поглядеть вокруг.В ветвях эвкалиптов полно мелких попугаев, суетятся, верещат и свистят,передразнивая певчих птиц; кружат зяблики; два какаду с зеленовато-желтымихохолками сидят рядышком и, склонив головы набок, блестящими глазами следят завсадницей; трясогузки шныряют по земле в поисках муравьев, забавно подергиваютхвостиками; мрачно, нескончаемо каркают вороны. Их голоса в лесном хоре звучатвсего неприятней — безрадостные, безнадежные, они наводят тоску, напоминают обренной плоти, о мухах, слетающихся на падаль. Невозможно представить, чтобыворона запела птицей-колоколом — ее голос вполне соответствует занятию.

И, конечно, повсюду тучи мух; поверх шляпы Мэгги носилавуаль, но мухи липли к обнаженным рукам, л кобылка без отдыха махала хвостом,ее шкура беспрестанно вздрагивала и подергивалась. Мэгги только диву давалась —у лошади такая толстая кожа и густая шерсть, а она чувствует крохотную,невесомую муху. Лошадей и людей мухи донимают потому, что пьют пот, но овцы имеще нужней: на овечьем заду и везде, где шерсть влажная и нечистая, ониоткладывают яички, люди для этого не годятся.

Воздух полнился пчелиным гуденьем, пронизан был яркимистрекозами, проносящимися к оросительным канавкам, трепетал многоцветнымикрыльями бабочек и дневных мотыльков. Каурая кобылка откинула копытом обломокгнилого ствола, он перевернулся, и у Мэгги мороз пошел по коже. Под обломкомкишмя кишели червяки и червячки, отвратительные жирные белесые личинки,древесные вши, слизняки, громадные стоножки и пауки. Из своих нор выскакиваликролики, прыжками кидались врассыпную, высоко в воздухе мелькали их белыепушистые хвостики, и тут же они оборачивались, глядели с любопытством,быстро-быстро дергали носами. Дальше Мэгги спугнула ехидну — та прервала охотуна муравьев, в ужасе стала торопливо зарываться в землю сильными когтистымилапами и в считанные секунды наполовину скрылась над огромным упавшим стволом.Забавно смотреть на уловки этого колючего землекопа, свирепые иглы плотноприжались к телу, чтобы ему было легче проскользнуть в узкий подкоп, комьяземли так и летят из-под лап.