— Отец де Брикассар — священник, Мэгги, священник. Иникогда он не перестанет быть священником, это невозможно, пойми. Он далсвященный обет, торжественный и вовеки нерушимый. Раз уж человек принял сан,обратного хода нет, и его наставники в духовной семинарии позаботились, чтобыон заранее твердо знал, на что идет и в чем клянется. Кто дает такой обет, наверняказнает — нарушить его нельзя до самой смерти. Отец де Брикассар дал такой обет —и вовек его не нарушит. — Пэдди вздохнул. — Теперь понимаешь, Мэгги?И вперед об отце де Брикассаре не мечтай, больше не будет тебе оправдания.

Они подъехали к Главной усадьбе не со стороны овчарен, а состороны конюшен; не говоря ни слова, Мэгги повернула каурую к конюшне,предоставив отцу ехать дальше одному. Сперва он все оглядывался и смотрел ейвслед, но когда она скрылась за оградой конного двора, наподдал каблуками чалойпод ребра и пустился вскачь, отчаянно злясь на себя за то, что ему пришлосьсказать. Будь прокляты эти любовные дела! Видно, тут какие-то свои правила, нис чем другим не сообразные.

Голос преподобного Ральфа де Брикассара обдавал холодом, ноеще холодней был его взгляд, прикованный к бледному лицу молодого священника;сухо, размеренно звучали слова:

— Вы поступали не так, как того требует от своихслужителей господь наш Иисус Христос. Полагаю, сами вы знаете это лучше, чемможем когда-либо узнать мы, кто вас судит, однако я все же должен судить вас отимени вашего архиепископа, ибо он не только собрат ваш по вере, но и старшийнад вами. Ему вы обязаны беспрекословно повиноваться, и не вам оспаривать егосуждения и его приговор.

Сознаете ли вы, какой позор навлекли на себя, на весь вашприход, а главное — на святую церковь, которую возлюбить должны были превыше,всех людей? Данный вами обет целомудрия священ и нерушим, равно как все иныеваши обеты, изменить ему — тяжкий грех. Разумеется, вы никогда больше неувидите эту женщину, однако наш долг помочь вам побороть соблазн. И мыпозаботились о том, чтобы вы немедля отбыли на новое место службы, вам порученприход в Дарвине, на Северной территории. Сегодня же вечером вы скорым поездомотправитесь в Брисбен, а оттуда, также поездом, в Лонгрич. В Лонгриче вы сядетена самолет, следующий в Дарвин. Ваши личные вещи в настоящую минуту укладывают,они будут ждать вас в поезде перед отправлением, так что вам незачемвозвращаться в ваш нынешний приход. А теперь ступайте с отцом Джоном в нашучасовню и молитесь. Вы останетесь в часовне, пока не пора будет ехать к поезду.Ради спокойствия и утешения вашего отец Джон будет сопровождать вас до Дарвина.Идите.

Святые отцы, стоящие у кормила католической церкви, мудры и предусмотрительны,они не оставят грешнику возможности обменяться хоть словом с девушкой, котораястала его любовницей. Эта греховная связь вызвала в нынешнем его приходескандальную, весьма неприятную огласку. А девица — что ж, пусть ее ждет, итревожится, и теряется в догадках. С этой минуты и до прибытия в Дарвин грешникбудет под неусыпным наблюдением высокочтимого отца Джона, которому данысоответствующие наставления, а впредь все письма грешника из Дарвина будутвскрываться, и ему не дозволены будут междугородные телефонные переговоры.Любовница никогда не узнает, куда он исчез, и он никогда не сможет ей сообщить.И никогда уже ему не вступить в новую связь. Дарвин — город на краю пустыни,женщины там наперечет. Он дал обеты нерушимые, никто и ничто не может его отних освободить; а если сам он по слабости духа не способен держать себя встрогости, святая церковь должна сделать это за него.

Отец Ральф проводил взглядом молодого священника иприставленного к нему стража, а когда за ними затворилась дверь, поднялся из-застола и прошел во внутренние покои. Архиепископ Клюни Дарк сидел в своемобычном кресле, а боком к нему неподвижно сидел еще один человек, препоясанныйлиловым шелком и в круглой шапочке. Архиепископ был человек крупный, рослый, свеликолепной гривой седых волос и яркими синими глазами, энергичный,жизнерадостный, большой любитель посмеяться и хорошо поесть. Посетитель,напротив, оказался маленьким, худеньким, из-под шапочки падали редкие черныепряди, синевато темнели чисто выбритые щеки и подбородок, на худом землистомлице аскета — большие черные глаза. Судя по виду, ему могло быть и тридцатьлет, и пятьдесят, а было тридцать девять — тремя годами больше, чемпреподобному Ральфу де Брикассару.

— Садитесь, отец Ральф, выпейте чаю, — радушнопригласил архиепископ Дарк. — Я уж подумывал, не придется ли спроситьсвежего. Ну что, дали вы этому молодому человеку на прощанье подобающиенаставления, чтобы вел себя получше?

— Да, монсеньор, — коротко ответил отец Ральф иподсел третьим к чайному столу, заставленному всякой всячиной: тут былитонюсенькие сандвичи с огурцами, пирожные, покрытые белой и розовой глазурью,горячие, только из печи, булочки с маслом, в хрустальных вазочках — варенье ивзбитые сливки, серебряный чайник, сахарница и сливочник и эйнслиевские чашкитончайшего фарфора с изящным золотым узором.

— Подобные случаи весьма прискорбны, дорогойархиепископ, но даже мы, служители Господа нашего, всего лишь люди и не чуждыслабостей, — сказал посетитель. — Я глубоко сожалею об этом молодомчеловеке и сегодня вечером стану молиться о том, чтобы впредь он был твержедухом.

Голос его звучал мягко, он слегка шепелявил, явственночувствовалось чужеземное произношение. Родом он был итальянец, по церковнойиерархии — архиепископ, папский легат в Австралии, звали его Витторио Скарбанцади Контини-Верчезе. Он играл весьма деликатную роль связующего звена междуцерковными властями Австралии и высшим нервным центром католической церкви —Ватиканом, а это означало, что он — первый и главный пастырь в этой частисвета.

Прежде чем получить это назначение, он, само собой, надеялсяпоехать в Соединенные Штаты, но поразмыслив, решил, что и Австралия прекрасноему подойдет. Страна эта гораздо меньше если не по размерам, то по численностинаселения, зато гораздо более католическая. В отличие от других государств, гдеговорят по-английски, здесь католиков не считают людьми второго сорта, и есликто-то исповедует католическую веру, это ничуть не мешает ему статьпреуспевающим политиком, промышленником или судьей. И это страна богатая, онащедро пополняет церковную казну. Пока он в Австралии, можно не опасаться, что онем забудут в Риме.

Притом наместник Папы был человек тонкого ума, и взгляд егоповерх золоченого края чашки устремлен был не на архиепископа Клюни Дарка, нона преподобного Ральфа де Брикассара, которому предстояло вскоре стать его,легата, личным секретарем. Как известно, архиепископу Дарку этот священникочень и очень по душе, но вот вопрос — придется ли такой секретарь по душе ему,папскому легату? Они высоченные, как башни, эти австралийские пастыриирландского происхождения, ростом куда выше него; вечно приходится задиратьголову, чтобы смотреть им в лицо, это очень утомительно. С теперешним своимнаставником преподобный Ральф де Брикассар держится безукоризненно — легко,непринужденно, почтительно, но прямодушно, и чувство юмора у него есть. А какон освоится с наставником совсем иного склада? Обычно секретарем легатаназначают кого-нибудь из священников-итальянцев, но преподобный Ральф де Брикассарвызывает в Ватикане особый интерес. Как ни странно, он и сам человек богатый(вопреки распространенному мнению, церковные власти не вправе отнять у негоденьги, а сам он их в дар церкви не предлагает); более того, он единоличнымиусилиями принес церкви богатейший вклад. Потому в Ватикане и предложилипапскому легату ди Контини-Верчезе взять преподобного Ральфа де Брикассара всекретари и присмотреться к этому молодому человеку поближе: что он, всущности, собою представляет?