Пэдди посмотрел дату — газета была от 6 декабря 1925 года.

— Больше трех лет прошло, — беспомощно сказал он.Никто не ответил, не шелохнулся, никто не знал, как теперь быть; из глубиныдома доносился заливистый смех близнецов, их веселая болтовня стала громче.

— Только… не говорите… моей матери… — помертвелымигубами повторила Фиа. — И никто не сказал. О господи! Бедный, бедный мойФрэнк!

Свободной рукой, тыльной стороной ладони, Пэдди утер своемокрое от слез лицо, потом присел перед женой на корточки, тихонько погладил ееколени.

— Фиа, родная, пойди соберись в дорогу. Мы поедем кнему.

Она приподнялась — и вновь бессильно опустилась в кресло,лицо ее, маленькое, совсем белое, странно блестело, точно у мертвой,расширенные зрачки потускнели.

— Я не могу поехать, — сказала она ровным голосом,но все ощутили в нем нестерпимое страдание. — Если он меня увидит, это егоубьет. Это убьет его, Пэдди! Я ведь хорошо его знаю, он такой гордый, такойсамолюбивый, он так хотел чего-то добиться в жизни. Он хочет нести свой позородин, пусть будет по его воле. Ты же прочел:

"Только не говорите моей матери». Мы должны помочь емусохранить его секрет. Что хорошего принесет ему или нам свидание с ним?

Пэдди все еще плакал, но не о Фрэнке — о том, что жизньугасла в лице жены и взгляд ее помертвел. Этот малый всегда был точно Иона,всегда приносил несчастье и пагубу, вечно стоял между ним, Пэдди, и его женой,это из-за него Фиа не открывала себя сердцу мужа и сердцам его, Падрика, детей.Всякий раз, чуть покажется — вот теперь-то наконец Фиа будет счастлива, Фрэнклишал ее счастья. Но Пэдди любит ее так же Глубоко и неискоренимо, как она —Фрэнка; после памятного вечера в доме священника он уже просто не мог питать кпарнишке зла. И теперь он сказал:

— Что ж, Фиа, раз, по-твоему, лучше нам с ним невидеться, значит, не поедем. А только я хочу знать, как он там, и если для негоможно что сделать, так чтоб было сделано. Пожалуй, напишу преподобному отцу деБрикассару, попрошу приглядеть насчет этого — как ты скажешь?

Глаза ее оставались безжизненными, но щеки чуть заметнопорозовели.

— Да, Пэдди, напиши. Только предупреди его, не выдал быФрэнку, что нам все известно. Пускай Фрэнк считает, что мы ничего не знаем,наверно, ему так легче.

Через несколько дней силы вернулись к Фионе, хлопоты попереустройству дома не оставляли ей досуга. Но в своем спокойствии она опятьстала суровой, хотя и не такой угрюмой, замкнулась в молчании. Казалось, тем,как будет в конце концов выглядеть ее новый дом, она озабочена гораздо больше,чем благополучием семьи. Быть может, ей думалось, что духовно все они в ней ненуждаются, а накормить их, обстирать и прочее — на то есть миссис Смит и Кэт сМинни.

Между тем, судьба Фрэнка всех потрясла. Старшие мальчикистрадали за мать, не спали по ночам, вспоминая ее лицо в ту первую страшнуюминуту. Они любили мать, в немногие недели перед горькой вестью впервые увиделиее веселой — им уже не суждено забыть этот ее новый облик, и всегда в них будетжить страстное желание вновь увидеть ее такой. Прежде осью, вокруг которойвращалась вся их жизнь, был отец, но с той памятной минуты мать стала с нимрядом. Теперь в них проснулась тревожная, всепоглощающая нежность, которая ужене могла угаснуть, как бы ни была Фиа сдержанна и равнодушна. Все мужчины всемье, от Пэдди до Стюарта, твердо решили — пусть Фиа живет так, как ейхочется, и требовали, чтобы такую жизнь для нее помогал создать каждый. Большеникто никогда и ничем не смеет обидеть ее или огорчить. Когда Пэдди по дарил ейтот заветный жемчуг, она поблагодарила коротко, бесцветными словами, огляделаподарок без удовольствия, без интереса, но все подумали, как бы она емуобрадовалась, не случись несчастья с Фрэнком.

Бедной Мэгги все это принесло бы еще больше страданий, еслибы не переезд в Большой дом, ибо отец и старшие братья хоть и не ввели ее всвое чисто мужское «общество охраны мамы» (быть может, чувствуя, что Мэггивступила бы в него не без затаенной обиды), однако полагали, что она должнавзять на себя все дела и обязанности, матери явно неприятные. Правда, бремя этос Мэгги разделили миссис Смит и ее помощницы. Всего неприятней для Фионы былизаботы о младших сыновьях, но миссис Смит взялась полностью опекать Джимса иПэтси, да с таким пылом, что Мэгги не могла ее жалеть, напротив, толькорадовалась, что экономке удалось наконец совсем завладеть близнецами. Мэггитоже огорчалась за мать, но не так сильно, как мужская половина семьи, —слишком тяжким испытаниям подвергалась ее дочерняя преданность; в ней рано ивластно заговорил материнский инстинкт, и теперь ей оскорбительно было видеть,что Фиа становится день ото дня равнодушней к Джимсу и Пэтси. Когда у менябудут дети, думала она, я непременно, непременно буду любить всех одинаково!

В Большом доме жизнь у них пошла совсем другая. Поначалуочень странным показалось, что у каждого — своя спальня, непривычна была Фионеи Мэгги свобода от всех хозяйственных хлопот в доме и вне его. Минни, Кэт имиссис Смит прекрасно справлялись втроем со стиркой и глажкой, с уборкой истряпней и только в ужас приходили, если им предлагали помощь. И счету не былобродячему люду, готовому за сытную еду и малую плату наняться на время вработники — они кололи дрова, кормили кур и свиней, доили коров, помогалистарику Тому ухаживать за чудесным садом Дрохеды, делали генеральную уборку вдоме.

Пэдди постоянно переписывался с отцом Ральфом по деламДрохеды.

"Состояние Мэри приносит около четырех миллионов фунтовгодового дохода благодаря тому, что капиталы частного акционерного общества«Мичар Лимитед» вложены главным образом в сталь, пароходы и рудники, —писал отец Ральф. — Жалованье, которое я назначил вам, капля в моремиллионов Мэри Карсон, меньше чем десятая доля дохода с имения Дрохеда. И пустьвас не тревожит, что бывают плохие годы. На счету Дрохеды такие прибыли, что вслучае надобности я до скончания века могу платить вам из одних толькопроцентов. Все, что вы получаете, вами заслужено, и «Мичар Лимитед» не несет нималейшего ущерба. Вам выплачиваются деньги из средств имения, а не акционерногообщества. Держите все книги и счета имения в полном порядке, чтобы ревизоры влюбую минуту могли знать, как обстоят дела, а больше от вас ничего нетребуется».

После этого-то письма однажды вечером, когда все сыновьябыли дома, Пэдди и созвал в новой гостиной жены семейный совет. Водрузив наримский нос очки в стальной оправе, он удобно расположился в кресле с кремовойобивкой; ноги — на таком же диване, под рукой, на хрустальной пепельнице —трубка.

— До чего ж тут славно! — Он улыбнулся, судовольствием оглядел комнату. — Я так думаю, надо нам всем вместепоблагодарить маму за такую красоту, верно, ребятки?

"Ребятки» что-то забормотали в знак согласия; Фиа, сидяв бывшем кресле Мэри Карсон — теперь оно было обито кремовым муаровым шелком, —слегка наклонила голову. Мэгги сидела с ногами на диване, предпочитая егокреслу, штопала носок и упорно не поднимала глаз.