— Она остается.

Мне это надоело! Не зная что предпринять я с размахусаданула мужику по уху. Он охнул и на мгновение разжал тиски. Мы с Ксюшей незамедлили этим воспользоваться — и вырвали, таки, Соньку из его лап.

Но рано мы начали праздновать победу. Мужик тут жеоклемался, и не успели мы отволочь Соньку на пару метров, как он вновьухватился за ее плечи.

— Отвали! — заорала Ксюша и лягнула его в голень.

— Это вы отвалите! Она хочет быть со мной.

Я застонала, увидев, что последний пассажир покинул тамбур,и бросилась трясти Соньку за лацканы пальто, надеясь, что от такой болтанки онахоть чуточку протрезвеет. И, знаете ли, эффект не заставил себя ждать. Послепятого толчка подружка скривилась и слабым голоском пискнула:

— Я хочу домой. К ма-а-а-ме.

Ксюша победоносно пнула мужика в другую голень и рванулаСоньку на себя. Он же потянул ее в свою сторону. Ксюша опять на себя. В итогеоба они разжали руки (уж не знаю зачем, наверняка, чтобы набраться сил передновым заходом), и я увидела, как Сонька, оставшись без опоры, валится наасфальт, причем валится бревнышком, то есть не выставляя вперед рук и не сгибаяколен.

Секунда, и она лежит на дорожке лицом вниз, не произнося низвука.

Вот тут мужика как ветром сдуло! Мы с Ксюшей тольконаклонились над пострадавшей, а его уже и след простыл. Испугался, видимо, нашКазанова, что угробил бедняжку насмерть. Он-то не знал, что Сонька, истиннаядочь своего отца, даже из опаснейших для жизни ситуаций выходит, отделавшисьлишь легким испугом.

Мы подняли пострадавшую с асфальта, холодея от страха, мы несомневались, что все ее ребра переломаны, а зубы выбиты. Я даже не удивилась бычерепно-мозговой травме. Но оказалось, что кроме ободранной щеки и подбитогоглаза, больше никаких повреждений не обнаруживается. К тому же, приняввертикальное положение, Сонька не застонала, не заплакала, как я ожидала, аочень бодро и требовательно изрекла:

— Я хочу домой. К маме.

Я треснула ее перчатками по лбу, взвалила одну ее руку наплечо, вторую перекинула через Ксюшину шею, и мы понеслись, горланя во все мощь«Подождите нас!» к платформе.

Когда мы вскарабкались на платформу, электричка ужетронулась. И напрасно мы надрывали глотку, взывая к жалости машиниста, намничего уже не могло помочь — поезд ушел, а мы остались. Три тонких силуэта напустынной платформе: два высоких и один маленький; а вдали убегающие огнитепловоза.

— И что нам теперь делать? — упавшим голосомпроговорила Ксюша. — Следующая только в 5 утра, а до шоссе часа 2 ходьбы,а с этой красоткой… — она встряхнула Соньку, которая все еще висела на нашихплечах, как раненый боец, — и все 3.

— Тачку поймаем, — попыталась успокоить себя иподругу всезнающая Леля.

— Ты оглянись.

Я оглянулась: станционная домушка, запертый ларек, пустынныелавки и ни одной живой души, не говоря уже о душах, имеющих автомобиль.

— Хочу домой. К ма-а-а-ме, — требовательнозапищала Сонька и попыталась поджать ноги, чтобы вольготно повисеть на нашихшеях.

— Я тебе покажу маму! — зарычала я. — Как щадам в лоб!

— Не надо. Она и так пострадала, — вступилась заподругу Ксюша, но только для виду, знала же, что я Соньку никогда не обижу.

— Черт! — вдруг заорала я радостно. — У тебяже сотовый. Давай такси вызовем!

— Точно! — взвизгнула Ксюша и полезла в сумку.

Вскоре она уже давила на кнопки, лучезарно улыбаясьокружающему миру.

— Ну что? — прокряхтела я, вспотевшая под тяжестьюСоньки, забота о которой теперь целиком лежала на моих плечах.

— Ничего, — захныкала Ксюша.

— Как ничего? У тебя что тоже телефон за неуплатуотключили?

— Да не работает он тут! — она потряслатрубкой. — Сплошные шумы и треск.

— Н-да! Положеньице! — сокрушенно протянула я.Потом, подпинув Соньку под пятую точку, скомандовала: — Пошли, девоньки, ножками.Авось к утру доберемся.

… Мы прошли километра полтора по ухабистой, грязной дороге,пока нас, ошалевших от усталости, мокрых от жиденького снежка, подающего нанаши непокрытые головы, не подсадил одинокий автомобилист.

Нырнув в теплый, пропахший бензином салон старенького«Москвича» мы ощутили себя почти счастливыми. Я вытянула ноющие ноги, Ксюшасунула замерзшие руки себе под попу, а Сонька и вовсе почувствовала себя какдома — растянулась на сидении и захрапела.

— Притомилась? — хмыкнул водитель, весело косясьна спящую.

— Ага. Шла долго, — буркнула я, надеясь, что донего не дойдут перегарные выхлопы, выпускаемые Сонькиным приоткрытымртом. — До Города довезете?

— Довезу. Только до промзоны.

— И на этом спасибо.

Мы замолчали. Я выглянула в окно — судя по указателям ехатьнам оставалось минут 25. Неужто меньше чем через час я окажусь в своей теплойпостельке? Воистину! Я блаженно закрыла глаза и задремала.

Проспала я не больше 10 минут, и разбудил меня хриплый отосна голос Соньки:

— Я хочу домой! К маме!

— Едем уже, — ткнула ее в бок Ксюша. —Заткнись.

— К маме, — продолжала требовать Сонька.

Ксюша наклонилась к самому моему уху и прошептала:

— Она что никогда не протрезвеет?

— Пока не проспится, — огорчила я подругу. Что поделаешь,Соньку даже пешая прогулка под дождем со снегом не может привести в чувство.

Тем временем наша неугомонная вскочила, проморгалась,совершенно бессмысленно уставилась на водителя и изрекла:

— Пшел вон!

— Чего? — ошалел мужик.

— Все вон, — прохрипела он и ткнула кулаком вдверку.

— Уймите подругу, девочки, — недовольно проговорилводила. — А то высажу.

— Да чте-е-о ты! — сощурившись, выдала Сонька,очень похожая в эти минуты на своего папашку.

— Заткнись, — зловещим шепотом скомандовала Ксюша.

— Сама заткнись! — огрызнулась Сонька, вновьдолбанув по двери.

Ксюша натянула ей на лицо капюшон, надеясь, наверное, что втемноте скандалистка потеряется и от безысходности уснет. Но не тут-то было!

— Мне жарко! Положите меня на снег, — голосомпьяного боцмана заорала Сонька.

— Молчи, — цыкнула я.

— На-а снег! — начала скандировать она и дубаситькулаком по водительскому сиденью.

— А ну выметывайтесь! — взревел хозяин авто.