Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, пожалуйста, потерпите, — взмолилась Ксюша.
— Вон! — заорал он, резко затормозив.
И вот мы вновь стоим на дороге, и снег опять залепляет намглаза.
— Что же нам теперь делать? — чуть не плача,произнесла Ксюша.
— Вызывать такси. Здесь-то телефон должен работать?
— Да? А знаешь, сколько времени пройдет, прежде чем онисюда доберутся? И где их ждать прикажешь? Здесь? Под снегом и дождем? Я устала!Я спать хочу. Вот сейчас упаду прямо на дорогу и умру, — захныкала она ибухнулась своим обтянутым велюровым пальто задиком в кучу придорожного мусора.
Я стояла в растерянности, одной рукой утирая влагу с лица,другой поддерживая дремлющую Соньку, и не знала, что мне предпринять, чтобывыпутаться из этой передряги. Я тоже измучилась, проголодалась и меня мучил«отходняк».
— Мы где хоть находимся? — подала голос Ксюша.
— В начале промзоны, — окинув взглядом периметр,ответила я. — Вон там вдали свалка, а вон… Черт! Как же раньше я недодумалась…!
Я схватила Соньку в охапку, коленом подпинула Ксюшу подлокоть и радостно скомандовала:
— Вперед, мои храбрые воины! Я дам вам кров и пищу!
— Сбрендила? — неуверенно протянула Ксюша.
— Сама ты сбрендила! Вставай давай, я поведу тебя в садЭдема.
— Лель, ты бредишь? — не на шутку испугаласьподруга.
— Вот блин! — выругалась я. — Да тут заповоротом начинается забор нашего НИИ. Минут 10 ходьбы.
— И что?
— А то, что в нем есть лазейка. Мы через нее проникнемна территорию и… вуаля… кров, диван и кое-какая еда.
— А охрана?
— А мы тихонько, как мышки, только этой мышке, — явновь встряхнула посапывающую Соньку, — надо рот зажать. Прокрадемся навторой этаж, там комната наших мужиков, она ее никогда не запирают на ключ, акод я знаю. Так что погнали.
Ксюша бодро вскочила, перекинула вялую Сонькину руку черезсвое плечо и припустила так резво, словно не она минуту назад собираласьумирать от усталости.
До дыры мы добрались, как я и прогнозировала, через 10минут. Беспрепятственно в нее протиснулись, даже Соньку удалось впихнуть спервой попытки.
Крадучись, мы вошли в здание. На цыпочках (а Сонька и вовсена весу) миновали лестничный проем, на счастье отгороженный от фойе закрытойдверью. Просеменили по коридору. Бесшумно открыли кодовый замок. Вошли.
— Счастье-то какое! — воскликнула Ксюша, падая наскрипучий диван в углу комнаты.
— Разденься хоть! А то ты вся грязная.
— Ага, — согласилась она, но разоблачаться и неподумала.
— Разденься, говорю, — настаивала я, а сама темвременем усаживала Соньку в глубокое кресло.
Ксюша не реагировала — она уже спала.
Я подошла к ней, стянула с нее сапоги и пальто, укрылафуфайкой, на Соньку накинула скатерть. Сама же разделась до трусиков, скинув,наконец, с себя ненавистное платье, и облачилась в самый чистый из найденных,наверняка, Кузинский, синий халат. Потом залезла в холодильник — как мне нихотелось спать, есть хотелось еще больше — обшарила полки, ничего кроме подкисшихмаринованных огурцов и черствого хлеба не нашла, но и этому была рада. Свосторгом вгрызлась в корку и приготовилась упасть рядом с Ксюшей, как вдругуслышала…
Шаги…
Тихие, медленные, даже крадущиеся.
Охранник? Но зачем ему красться? Вор?
Маньяк!?
Я поперхнулась краюхой и замерла, будто загипнотизированнаяэтими мерными — топ-топ, топ-топ — звуками. Так я простояла, неподвижная ибезмолвная, пока шаги не затихли. После этого я отмерла, тихонько подошла кдвери, приоткрыла ее и выглянула в щель.
Длинный коридор, освещенный лампами дневного света, напервый взгляд показался пустым. Но это только на первый. На второй, оказалось,что в конце его, там, где приоткрыта дверь на лестничную клетку, стоит человек.Стоит неподвижно, спиной ко мне. Ни лица, ни фигуры разглядеть не возможно.Единственное, что я могу изучить, так это его тень: длинную, черную,устрашающую.
Человек, постояв немного, двинулся к лестнице. Я поняла этопо возобновившемуся топоту и изменению очертания тени. Теперь она из длинной итонкой, стала широкой, сплющенной, но все еще огромной.
Кто же это? Кто? Чья же эта гигантская тень? Сначала мнепоказалось, что принадлежать она может только Блохину, уж очень большим былотпечаток мрака на полу, потом, когда тень видоизменилась, мне пришло в голову,что там, в конце коридора, стоит Слоник, потому что, человек, обладающий такимобъемным трафаретом, должен быть не просто большим, но и необъятным. Теперь жея не знала, что и думать, ибо неизвестный, легко, почти бесшумно шагая, скрылсяза дверью, лишив меня возможности рассматривать свою тень.
Я мялась в нерешительности у приоткрытой двери. Я не знала,что лучше — затаится, зарыться головой под покрывало и сделать вид, что меня несуществует, или выйти из укрытия, чтобы выяснит все до конца. Все же я выбралапоследнее. И не ругайте меня за это! Просто я считаю, что лучше умереть и бытьспокойным, чем жить и волноваться. Как большинство героинь фильмов ужасов.Помните таких? Они вечно выходят на темное крыльцо дома, заслышав малейшийшорох, вместо того, чтобы затаится до приезда полиции. Их еще вечно убиваютсамыми первыми. Вот я из их числа. Не обессудьте.
На этот раз прихватить средства индивидуальной защиты(как-то: швабра и баллончик) я не успела, единственное, что цапнула в последниймомент, так это Ксюхин мобильный телефон.
По коридору я кралась очень осторожно, с оглядкой. Хоть ялюбопытна и упряма, но не безрассудна, по этому решила только проследить иустановить личность, но никак не ловить маньяка. Так я добрела, тихая, какприведение, до конца коридора, остановилась у двери. Прислушалась — ни единогозвука. Облегченно вздохнула и вышла на площадку.
В ту же секунду, как моя нога зависла над порожком, чья-тосильная рука обхватила мои плечи, ладонь зажала рот, и я оказалась немой ибеспомощной жертвой неизвестного маньяка. Я застыла, обмерла от ужаса. А потомначала извиваться, лягаться, царапаться, отрывать его руки от своего лица. Яборолась, понимая, что от этих бабских приемчиков самообороны зависит мояжизнь. Не сразу я вспомнила про телефон, но когда до меня дошло, что именно онмешает меня полноценно защищаться, я лихорадочно начала жать на кнопки.
Нападающий сначала растерялся, видимо не понял, что я делаю,но на последний «пип» он среагировал — резко выбросил руку и саданул ребромладони по моему запястью. Я взвыла, выронив телефон. Он упал мне под ноги, и яувидела краем глаза, как тот, кто сжимал мое горло, заносит свой ботинок надсветящейся зеленым трубкой, чтобы растоптать ее… Но я опередила его. Изпоследних сил я отпинула телефон подальше, надеясь на чудо и веря в способностиГеркулесова к телепатии. А вдруг он поймет, кто звонит ему среди ночи и молчитв трубку?