Когда аппарат, проехав по полу, ткнулся в угол, маньякобрушил мне на висок что-то тяжелое (наверное, рукоятку своего ножа). Послечего я обмякла в его руках и потеряла сознание.

Часть 1. Маски долой!

Я очнулась. Открыла глаза. Первое, что увидела, так этопыльную лампу, вокруг которой нарезала круги жирная муха. Потом, когда голова пересталакружиться, разглядела кирпичные стены, забитые фанерой окна, битое зеркало настене. Света в комнате было мало — пыльная лампа озаряла лишь тот угол, вкотором стояла, все же остальное помещение тонуло во мраке.

Я попыталась встать, но не смогла пошевелить ни рукой, ниногой, единственное, что было подвижным, так это шея. Ее-то я и изогнула, чтобырассмотреть, что же случилось с моим телом. Оказалось, что оно привязано кмассивному стулу — руки за спинкой, ноги примотаны проволокой к ножкам, вокругтуловища несколько слоев бечевки. Мне стало тошно, ибо я поняла, что простоумереть мне никто не даст.

Тут краем уха я уловила какой-то скрежет. Повернула голову вту сторону, откуда раздался звук, но никого не увидела, видно этот кто-то стоялчуть позади меня.

— Кто здесь? — сипло прошептала я.

Мне никто не ответил. Но скрежет повторился, причем, теперья распознала его — это было шарканье металла обо что-то твердое…

Шарканье ножа о точило!?

— Кто это? — истерично вскрикнула я. —Покажись, сукин сын!

Скрежет прекратился. Минуту стояла абсолютная тишина, апотом послышались шажки. Человек приближался ко мне. Приближался медленно,оттягивая удовольствие. Наконец, он подошел совсем близко, я даже ощутила насвоем лице его теплое дыхание. И резко наклонился.

— Сулейман?

Он ничего не сказал, только надменно хмыкнул.

— Неужели это ты…?

Он лениво кивнул.

— Ты…Ты убил всех этих женщин?

— Не ожидали? — захихикал он, склоняясь надо мной,как коршун над ягненком. — Никто не думал, что маленький еврейчик способенна ПОСТУПОК! — Селеймановы глаза недобро сверкнули. — Все надо мнойсмеялись, издевались, презирали меня, а вот я всем показал!

— Никто над тобой не…

— Замолчи, — взвизгнул он. — Ты ничего непонимаешь, ничего не знаешь ни обо мне, ни о жизни вообще.

Он нервно дернул головой. Теперь он совсем не походил натого Сулю, к которому мы привыкли. Этот был нервный, злой, дерганный и жуткоопасный.

— Вычислила меня? — чуть хрипло спросил он,нарушив этим вопросом гнетущую тишину. — Не ожидал. Вернее, я сразу понял,что ты опасна. — Он ткнул меня пальцем в нос. — На вид дура дурой, аподи ж ты… От таких всех больше бед. Как догадалась-то?

— Я не… — тут я захлопнула рот — он ни в коем случае недолжен знать, что на 2-ом этаже института, то есть почти под боком у него, дажеесли не считать того, что я не догадываюсь, где именно мы находимся, спятбеспробудным сном две потенциальные жертвы.

— Что замолкла? Не хочешь со мной говорить?Презираешь? — он поднес нож к моему носу и поводил им из стороны всторону.

— Сулейман, — прохрипела я. — Опомнись,Сулейман!

Он захохотал, запрокинув голову, а когда вновь вперился вмое лицо взглядом, выражение его лица изменилось. Оно стало каким-то, каким-то…ну не знаю… осмысленным что ли, не таким, каким было минуту назад. Я решила,что у него просветление, и попыталась заговорить ему зубы, между прочим, неочень удачно.

— Почему ты убил их? Объясни? Неужели ты так ненавидишьженщин, что готов резать их? Я не понимаю. Ты женоненавистник да? Или простомизантроп? — продолжала нести чушь ваша покорная слуга, прекрасно понимая,что ошиблась с выбором темы для разговора. Для заговаривания зубов онаподходила мало. — Сулейман, тебя в детстве обидела какая-нибудь девочка?Мама часто порола? Невеста к другому ушла? Объясни мне, почему ты нас ненавидишь?

Тут он расхохотался еще громче, причем в смехе его былостолько искренней радости, что я поежилась. Похоже, у него не просветление, акризис. Внеочередной приступ безумия.

Отсмеявшись, Сулейман, замолк, потом остро на меня посмотрели после небольшой паузы весело выдал.

— Ну ты и дура!

— Чего? — ошалела я от такого поворота событий.

— Дура, говорю, — беззлобно и даже благожелательноповторил он, усаживаясь напротив меня на колченогий табурет. Вид он при этомимел вполне адекватный, даже нормальный. Будто не он недавно слюной брызгал.

— Ничего не понимаю! — взвыла я и попыталасьвысвободиться.

— Да не трепыхайся ты. Сиди смирно, — спокойномолвил он, отбрасывая нож. — Понравился спектакль? — Он вновь сделалзверскую рожу и засверкал глазами. — Вижу, что понравился. Ты ведь именноэтого ждала? Маньяка с пеной у губ?

— Постой… Так это не ты их всех убил?

— Я. — Ответил он с достоинством.

— Но… Я ничего не понимаю… — залепетала я. — Ты неманьяк?

— Конечно, нет. Разве я похож на идиота?

— Нет, не похож, но… Из за чего же ты их?

— Точно дура, — после очередного уничтожающеговзгляда, бросил он. — Ясно из-за чего — из-за денег.

— Как? Неужели им и впрямь кто-то оставил наследство?

— Полная дура, — констатировал он, хмыкнув. —Даже странно, как с такими куцыми мозгами смогла меня вычислить. Не иначе, беспопутал. Ну да ладно! — Сулейман привстал, оглядел помещение. — Мненадо собираться, так что извини, придется тебе поскучать.

— Куда собираться?

— Уезжаю. На историческую родину. Завтра утром самолет.

— На которую из двух?

— В Израиль, козе понятно.

— А я?

— А тебя, извини, придется убить, — очень обыденнодоложил он, после чего начал собирать в стопку какие-то книги.

— Как убить? За что? С меня взять нечего!

— Знаю. Что можно было, я из твоего дома вынес. —Сулейман хихикнул. — Но ты единственный свидетель, так что сама понимаешь…А вообще я против тебя ничего не имею. Мне даже нравятся твои… к-хм…ноги.

— Ну тогда оставь меня в живых. Свяжи, кляп в ротзасунь. Когда меня в понедельник найдут, ты будешь уже далеко…

— Не болтай ерунды.

Я закусила губу, чтобы не зареветь белугой. Мне стало ясно,что договориться с ним у меня не получится, как не получится и перехитрить. Тообстоятельство, что Сулейман не психопат, несколько меня успокоило (корыстныеубийцы, по крайней мере, не издеваются над своими жертвами, перед тем, какубрать), но намного усложнило дело. Такого фиг переиграешь!