– Мы видели Сабра в лесу по пути сюда, – сказалЭмбан. – Это было зрелище, которого вполне можно было от него ожидать –человек в маске, весь в черном, верхом на черном коне, силуэт на фоне закатногонеба – словом, я в жизни не видывал ничего глупее. Но, Спархок, мы не так ужбыстро ехали. Элрон вполне мог нас нагнать.

Спархок не мог объяснить им, что на самом деле они ехалидаже слишком быстро для того, чтобы кто-то мог их догнать, – тогдапришлось бы говорить об Афраэли и ее играх со временем. Он прикусил язык.

– Я просто удивился, вот и все, – солгалон. – В тот вечер в замке барона мы со Стрейдженом разговаривали сЭлроном. Мне трудно поверить, что он мог бы раздувать недовольство средикрепостных. Он относится к ним с глубочайшим презрением.

– Быть может, это поза? – предположилМонсел. – Попытка скрыть истинные чувства?

– Не думаю, ваша светлость, что он на это способен. Унего что на уме, то на языке – вряд ли ему доступна подобная хитрость.

– Не суди слишком поспешно, Спархок, – предостерегЭмбан. – Если в дело замешана магия, вряд ли может иметь значение, какойчеловек сам Сабр. Разве нет способа с помощью чар управлять его поведением?

– Есть, – признал Спархок, – и даже не один.

– Я немного удивлен, что ты сам не подумал об этом. Тыведь искушен в магии. Личные взгляды и пристрастия Элрона не играют здесьникакой роли. Когда он изображает Сабра, говорит не он, а тот, кто стоит за ним– наш истинный противник.

– Мне бы следовало самому подумать об этом. –Спархок был зол на себя за то, что упустил из виду такое очевидное объяснение –и не менее очевидную причину того, что Элрон сумел нагнать их. Другой богнаверняка мог сжимать пространство и время с той же легкостью, что и Афраэль.

– Собственно, насколько широко распространено этопрезрение к крепостным, ваша светлость? – обратился он к Монселу.

– К несчастью, принц Спархок, почти повсеместно, –вздохнул Монсел. – Крепостные неграмотны и суеверны, но они далеко не такглупы, какими полагает их дворянство. В докладах, которые я получил, говорится,что Сабр, действуя среди дворян, чернит в их глазах крепостных не меньше, чемтамульцев. «Лентяи» – самое мягкое слово из тех, которые он при этомупотребляет. Он уже наполовину преуспел в убеждении дворян, что крепостныезаключили союз с тамульцами в некоем мрачном и повсеместном заговоре, конечнаяцель которого – освобождение крепостных и передел земель. Понятно, какиечувства вызывают у дворян такие речи. Вначале в них возбудили ненависть ктамульцам, затем уверили, что их же крепостные в союзе с тамульцами и что этотсоюз грозит их владениям и титулам. Они не смеют прямо выступить противтамульцев, опасаясь атанов, а потому вымещают всю свою ненависть на крепостных.Было уже немало случаев беспричинно жестокого обращения с людьми, которые послесвоей смерти должны бы единым строем отправиться на небеса. Церковь делает все,что в ее силах, но много ли мы можем сделать, пытаясь сдержать дворян?

– Вам не помешало бы иметь рыцарей церкви, вашасветлость, – мрачно проговорил Спархок. – Мы всегда отменносправлялись с наведением порядка. Если вырвать у дворянина кнут и тем же кнутомот души пару раз вытянуть его по спине, он очень скоро узрит свет истины.

– Хотел бы я, чтобы у астелийской церкви были своирыцари, – вздохнул Монсел. – К несчастью…

Знакомый холодок – и то же самое темное пятно, назойливомаячащее на краю зрения. Монсел осекся и завертел головой, пытаясь разглядетьто, что увидеть было невозможно.

– Что та… – начал он.

– Посещение, ваша светлость, – напряженным голосомпояснил Эмбан. – Не сверните себе шею, разглядывая нашего гостя. – Онслегка повысил голос. – Как я рад снова увидеть тебя, дружище! Мы уждумали, что ты совсем забыл о нас. Тебе что-нибудь нужно? Или просто соскучилсяпо нашему обществу? Мы, конечно, весьма польщены, но сейчас, видишь ли, мынемного заняты. Почему бы тебе не пойти поиграть? Поболтаем как-нибудь в другойраз.

Холодок вдруг резко сменился обжигающим жаром, и темноепятно налилось чернотой.

– Эмбан, ты спятил? – только и сумел выдавитьСпархок.

– Не думаю, – ответил толстяк патриарх. –Твой мелькающий приятель – или приятели – раздражает меня, только и всего.

Тень исчезла, и воздух в комнате стал прежним.

– Что все это значит? – вопросил Монсел.

– Патриарх Укеры только что оскорбил бога, а бытьможет, и нескольких богов, – ответил Спархок сквозь стиснутые зубы. –На какое-то мгновение все мы были на грани гибели. Пожалуйста, Эмбан, большетак не делай – во всяком случае, пока не посоветуешься со мной. – Он вдруграссмеялся с некоторым смущением. – Теперь я понимаю, что время от временииспытывала Сефрения. Нужно будет извиниться перед ней при следующей встрече.

Эмбан довольно ухмылялся.

– Я, кажется, немного вывел их из себя?

– Больше так не делайте, ваша светлость, –умоляюще повторил Спархок. – Я видел, что боги способны сотворить слюдьми, и мне бы не хотелось быть поблизости, когда вы и в самом деле оскорбитеих.

– Наш Бог защитит меня.

– Ваша светлость, Энниас молился именно нашему Богу,когда Азеш выжал его, точно мокрую тряпку. Помнится мне, ему это не пошло напользу.

– Да, – признал, помолчав, Эмбан, – это ивправду было глупо.

– Рад, что вы понимаете это.

– Я не о себе, Спархок. О нашем противнике. С какойстати он обнаружил себя именно в этот момент? Он мог бы сдержать свои пылкиепорывы и спокойно подслушивать наш разговор. Он узнал бы все наши планы. Болеетого, он обнаружил себя и перед Монселом. До его появления Монсел знал о егосуществовании только с наших слов. Теперь он видел все собственными глазами.

– Может, все же кто-нибудь будет любезен объяснить мне,в чем дело?! – не выдержал Монсел.

– Это были Тролли-Боги, ваша светлость, – сказалСпархок.

– Что за чушь? Троллей не существует, так откуда же уних могут быть боги?

– Это займет больше времени, чем я думал, –пробормотал Спархок едва слышно. – Собственно говоря, ваша светлость,тролли все-таки существуют.

– И ты видел их собственными глазами? – с вызовомосведомился Монсел.