хотя бы одно знатное семейство, в котором никто хоть бы раз не побывал в опале или в ссылке, не говоря уже о казненных и уморенных в тюрьме»[513]. Вполне естественным было бы предположить, что и сам путь преодоления политического кризиса будет столь же долгим, как и список счетов боярских кланов другу к другу. Невозможно было в одночасье преодолеть накопившиеся проблемы и разгрести образовавшие за годы «боярского правления» завалы. Однако первые шаги на этом пути летом – осенью 1547 г. были сделаны, и, что самое главное, Иван действительно наконец-то возмужал и осознал в полной мере, какая ответственность легла на его плечи как православного государя. Светлая сторона его натуры после июньского 1547 года пожара и бунта постепенно начала оттеснять на второй план темную. В жизни и самого Ивана, и Русского государства, персональным олицетворением которого он являлся, и русского общества произошел перелом. Занималась заря новой эпохи, которая получила характерное прозвище «время реформ». Но об этом речь пойдет в другой части нашего исследования. А пока, чтобы завершить наше повествование о юных летах Ивана Васильевича, обратимся к делам государевым и земским.

Глава IV

Дела государевы и земские

1. Дела государевы

Уделив столь много внимания придворным интригам и борьбе за власть в годы малолетства Ивана IV, мы не можем не остановиться на вопросах государственного управления, внешней и внутренней политики в это десятилетие, поскольку многое из того, с чем придется иметь Ивану Грозному в последующие годы его правления и внутри страны, и за ее пределами, завязывалось именно тогда. И начнем, пожалуй, эту последнюю главу нашего повествования с дел государевых – с войны и дипломатии в первую очередь.

Какое внешнеполитическое наследство оставили Ивану Васильевичу его отец и дед и с чем предстояло иметь дело юному великому князю и его боярам? Собственно говоря, в эпоху Ивана III завязываются три главных внешнеполитических узелка, развязать которые потом будет пытаться и его сын Василий, и внук Иван.

Первый «узелок», «литовский», обозначился, собственно говоря, даже не при Иване III, задолго до него, еще в XIV в. – в те времена, когда великий князь Литовский Ольгерд шаг за шагом округлял свои владения, присоединяя одно русское княжество за другим. Он настолько преуспел в этом, что Великое княжество Литовское по праву можно назвать «другой Русью», и именно Гедиминовичи могли бы, пойди история другим путем, стать объединителями всей Русской земли. Но эта альтернатива не случилась. После смерти преемника Ольгерда великого князя Витовта (потомком которого, кстати говоря, был Иван Грозный – его прадед, великий князь Василий II, был сыном великого князя Московского Василия Дмитриевича, наследника Дмитрия Ивановича Донского, и дочери Витовта Софьи), при котором Литва на время стала сильнейшим государством Восточной Европы, ее экспансия на востоке постепенно сошла на нет. Причин тому было немало, но, пожалуй, одной из важнейших стало то, что Великое княжество Литовское так и не смогло полностью оправиться от потрясений великой смуты, наступившей после того, как Витовт скончался, не оставив после себя наследников. Борьба за власть между претендентами на наследие Витовта серьезно ослабила Литовское государство и, вдобавок ко всему, привела к перераспределению власти между великим князем и магнатерией в пользу последней. Если бы на литовском столе во второй половине XV или в начале XVI в. оказалась бы харизматичная фигура, по масштабу сравнимая с Витовтом или, паче того, с Ольгердом, то ситуация могла бы измениться. Однако занявшие трон в Вильно последние Ягеллоны, от Казимира IV до Сигизмунда II, никак не могли считаться равновеликими политиками своим предшественникам.

Москва, раньше с большим или меньшим успехом оборонявшаяся (но отступавшая при этом шаг за шагом), почувствовав слабину, приободрилась и, пережив собственную смуту (ту самую «войну из-за золотого пояса»), уже при Василии II перешла в контрнаступление. Успешная при Иване III и чуть менее успешная при Василии III русская экспансия на литовском «фронте» привела к тому, что к середине 20-х гг. XVI в. Великое княжество Литовское утратило целый ряд пограничных земель и городов, главным из которых был Смоленск с округой. И это не считая того, что полностью было утрачено прежнее влияние Литвы на русском Северо-Западе и Юго-Востоке – а это и Псков, и Новгород, и Тверь, не говоря уже о Рязани, которые были подчинены и «переварены» полностью или частично Москвой. И в русской столице на этом останавливаться не собирались – почувствовав вкус победы, Иван III заявил претензии на «наследие Ярослава Мудрого». В 1504 г. его дипломаты заявили литовским переговорщикам от имени своего государя, что вечному миру с Литвой не бывать, пока под властью Ягеллонов остается «вся Русская земля, Киев, и Смоленеск, и иные городы», которые «с Божьею волею, из старины, от наших прародителей наша отчина»[514].

Естественно, что в Вильно всем этим были жестоко обижены и оскорблены. Проблема утраченных в конце XV – начале XVI в. Литвой земель (в особенности Смоленска) отныне отравляла отношения Москвы и Вильно (а потом и Варшавы), став главным препятствием на пути установления действительно «Вечного мира» между двумя этими государствами. И мирного разрешения спора не предвиделось – как оказалось потом, ни в какой перспективе. Потребовалось двести лет войн, следовавших одна за другой, прежде чем серьезно ослабевшая из-за внутренних проблем польско-литовская Речь Посполитая отказалась от своих претензий на возврат утраченных прежде территорий подписала «Вечный мир», а значит, новая большая война между Москвой и Вильно была не за горами.

Второй узелок – «татарский». Окончательный (к середине XV в.) распад Золотой Орды на несколько практически независимых друг от друга юртов, среди которых особенно выделялись своими амбициями и претензиями на золотоордынское наследство Большая Орда и Крымское ханство, существенно осложнил политическую ситуацию в Восточной Европе. Образовался политический вакуум, но природа не любит пустоты, и «Большая игра» в регионе обрела новое измерение. В то время как ханы Большой Орды и Крыма боролись друг с другом за право возглавить центробежное движение (татарские элиты рассматривали крушение Золотой Орды как временное явление – такое уже было в истории прежде, и почему этот случай должен был стать исключением?), Иван III приложил немалые усилия, чтобы, играя на противоречиях между татарскими юртами, не допустить возрождения Орды в ее прежнем величии и заодно поднять престиж своего государства, добившись подлинной суверенности-«самодержавства». И это ему в полной мере удалось. Играя на противоречиях между возникшими на обломках Золотой Орды государствами (Крым, Казань, Астрахань и ногаи опасались собственно Орды, не