Если бо́льшая часть купюр была достоинством $50, украденная сумма составила $150, и больше никто не мог об этом знать, то усиление физиологических реакций при правильном ответе следует учитывать. Шанс испытуемого угадать достоинство купюр — 1 к 3, похищенную сумму — 1 к 3. Вероятность того, что у невиновного человека усиление физиологических реакций совпадет со всеми правильными ответами, едва превышает 5 %.

Краткие описания трех способов допроса, приведенные выше, значительно упрощены, но в них раскрываются основные принципы. Дополнительные источники — Ликкен, 1974, 1991; Раскин и др., 1989.

Полиграф измеряет только физиологические реакции, определяя, находится ли вегетативная нервная система испытуемого в состоянии возбуждения. Точнее, была ли вегетативная нервная система активирована или выделены адренергические нейротрансмиттеры (эпинефрин и артеренол, также известные как адреналин и норадреналин). Такие процессы могут спровоцировать тревога, страх или злость. Нет никаких отличительных признаков обмана или чувства вины. Усиление физиологических реакций (сердцебиение или повышение электропроводимости кожи) сигнализирует лишь о том, что человек ощущает тревогу, страх или злость. Далее требуется нарушить логику, чтобы связать тревогу с чувством вины или страха. У тревоги могут быть другие причины, как, например, в приведенном выше случае с полицейским.

Вопросы, связанные с обманом, могут вызывать тревогу, если испытуемый верит, что полиграф остро реагирует на ложь. Некоторые полиграфологи убеждают в непогрешимости машины и в том, что ее невозможно обмануть. Тогда полиграф становится важным элементом декорации при опросе, позволяя добиться признания. Таким образом, как полицейские, так и полиграфологи могут повышать уверенность и доверие к процедуре с ограниченной валидностью (Ликкен, 1974, 1987a 1987b).

Ведущими учеными подняты главные вопросы, связанные с валидностью и надежностью проверок на полиграфе. Валидность — научный термин для оценки критериев измерения. Надежность — измерение совпадения результатов, при котором разные исследователи используют одни и те же инструменты и техники или разные исследования проводятся в разное время.

Степень точности полиграфа изменилась. Сзукко и Клейнмунтц (1981) провели эксперимент (имитировали кражу), чтобы протестировать возможности шести полиграфологов, имеющих разный уровень опыта в определении правдивости. В итоге лучший специалист ошибся в 18 % случаев, приняв правду за ложь. Специалисты, показавшие худший результат, ошиблись в 55 % случаев. Важно отметить, что самые опытные полиграфологи (8 лет) имели самый высокий процент ложноположительных результатов.

Эти же исследователи изучали полиграфологов за реальной работой (Клейнмунтц и Сзукко, 1984 а). Они рассмотрели 120 полиграфических диаграмм, сделанных при расследовании краж. Пятьдесят результатов проверок принадлежали виновным (позже их вина была доказана, и они дали признательные показания), а еще 50 — невиновным, их невиновность была доказана тем, что другие люди признались в преступлении. Еще двадцать диаграмм не удалось проверить, но они позволили показать, что не все проверки дают однозначные результаты.

В ходе проверок задавались контрольные и значимые вопросы. К сожалению, исследования не выявили коренных отличий в результатах проверок виновных и невиновных людей. Общая точность у троих полиграфологов составляла от 63 до 76 %, а доля ложноположительных результатов — от 18 до 50 %. Несмотря на то, что судьи не доверяли результатам проверок (если полиграфологи выносили сходные решения), специалисты чаще считали, что подозреваемый лжет. Авторы пришли к выводу, что метод контрольного вопроса, которым широко пользуются сейчас, лишен законной силы, а тест «знания виновного» имеет большую валидность. Другие исследователи также обнаружили, что доля ложноположительных результатов значительно превышает количество ложноотрицательных, и общая точность в лучшем случае составляет 80–90 % (Office of Technology Assessment (Бюро технической проверки объектов), 1985).

Дэвид Раскин, профессор психологии из Университета Юты, подчеркивал важность использования полиграфа и во многом не соглашался с Ликкеном (Раскин и Кирхер, 1987; Раскин и Подленский, 1979). Раскин и его коллеги были убеждены в том, что с помощью профессиональных и опытных полиграфологов, которые пользуются продуманной техникой при составлении вопросов, можно получить правильные ответы в 90 % случаев (Раскин и др., 1989). Однако даже Раскин говорил: «Несоответствие между потенциалом полиграфа и тем, как он сегодня используется, огромно… Кафедра по работе с полиграфом Министерства обороны очень строгая, и почти все государственные специалисты проходят подготовку в институте при министерстве. Но полиграфологи в правоохранительных органах обучаются в частных школах, большинство из которых ужасны» (Дэвис, 1992).

Клейнмунтц и Сзукко (1984b) проанализировали это утверждение и предложили несколько причин для его объяснения. Во‑первых, полиграфологи получают деньги от работодателей и руководства, у них есть стимул уличить виновных подозреваемых и раскрыть случаи обмана, чтобы отработать свои гонорары. Во‑вторых, они склонны пренебрегать точностью. Считается, что безопаснее уволить честного сотрудника (из-за ложноотрицательных результатов теста), чем рисковать безопасностью. В‑третьих, полиграфологи вероятнее получат нарекания от клиента, если признают искренним нечестного кандидата. И напротив, полиграфолог вряд ли когда-нибудь вновь услышит о честном человеке, которого несправедливо уволили или не приняли на работу. Таким образом, при проверке на полиграфе скорее отстаиваются интересы организации, чем испытуемого.

ДОКАЗАНО, ЧТО ПОЛИГРАФОЛОГИ ЧАЩЕ ДАЮТ ЛОЖНОПОЛОЖИТЕЛЬНЫЕ, ЧЕМ ЛОЖНООТРИЦАТЕЛЬНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ, ТО ЕСТЬ ЧАЩЕ ИСКРЕННИХ ЛЮДЕЙ ПРИНИМАЮТ ЗА ЛЖЕЦОВ, ЧЕМ НАОБОРОТ.

Абсолютное большинство полиграфологов — не ученые и не статистики. Они мало знакомы с принципами валидности и надежности, и не получают никаких наставлений, позволяющих улучшить результаты проверки. В итоге они часто «становятся жертвами собственного искусства обмана» (Ликкен, 1991), приходя к ошибочному убеждению, что способны распознавать обман, когда на самом деле это не так. Другая неоднозначная переменная в оценке обмана с помощью полиграфа — искусного лжеца бывает сложно и даже невозможно разоблачить. У людей с антисоциальным расстройством личности (известных как социопаты или психопаты) снижены автономные реакции. При проверке на полиграфе у них проявится меньше физиологических изменений (Ликкен, 1957; Шмаук, 1970). К тому же для них не характерно чувство вины (см. главу 6). В результате распознать их ложь с помощью полиграфа теоретически сложнее.

Ликкен (1974) предложил несколько математических моделей для подсчета вероятности распознать виновного с помощью полиграфа. Например, представьте, что в группе, состоящей из тысячи государственных служащих, нужно найти шпиона. Если полиграф дает около 80 % правильных ответов при определении, кто говорит правду (20 % ложноположительных и 10 % ложноотрицательных), тогда 200 человек несправедливо обвинят, и при этом будет сохраняться 10 % вероятности того, что настоящий шпион успешно пройдет проверку. На деле, так как шпионов специально учат обманывать полиграф (см. ниже), вероятность разоблачить его минимальна.