Но неужели Ремезов опускается до психологических пыток, чтобы узнать, подходит ли ему сотрудник?!

В другое время я бы не подумала в это ввязываться. Но сейчас со мной что-то произошло. Во крепнет боевой задор и злость.

Я покажу Родиону, на что способна. Что со мной шутки плохи. Он любит устраивать людям испытания? А я вот тоже ему испытание устрою. Приду к нему на собеседование. И как он будет мне в глаза смотреть во время интервью? Кто говорил, что искал такую, как я всю, жизнь? А потом устранился и молчок?

А не надо меня искать. Вот она я. И я готова работать в его компании. Ну или не готова. Надо еще посмотреть, что он кандидатам предлагает! Меня, может, и не устроят условия. Пусть уговаривает, пусть заманивает!

Я внучка полковника или кто? Круче — я внучка бабы Аглаи, жены полковника!

…Но как я себя не раззадоривала, в день собеседования с ума схожу от волнения.

Готовлюсь тщательно. Долго думаю, как одеться, и выбираю стандартный вариант: юбка-карандаш, белая блузка и приличные туфли. Те самые, которые мне Ремезов купил.

Но этот образ все-таки слишком уж «правильный», безликий, и не отражает мою сущность. Поэтому сумку беру ярко-красную, лакированную, и брелоков на нее побольше навешиваю.

Это моя счастливая сумка. Я брала ее с собой на ту самую конференцию, где мы с Ремезовым познакомились.

— Ну, Афоня, пожелай мне удачи! — требую у хомяка. Мне показалось, что он мне подмигнул.

Еду в такси, меня бросает то в жар, то в холод. Волнуюсь не столько из-за интервью, сколько из-за того, что вот-вот встречусь с Ремезовым.

Я не видела его почти две недели. Но думала о нем постоянно. И он обо мне думал, я это точно знаю!

Но почему он не попытался найти меня? Чего он боится? Он же хитрый, решительный, беспринципный! Я не успела узнать его слабости и страхи. Но они у него есть, он сам говорил!

Что меня ждет на этом собеседовании? Пройду ли я его? Появится ли на нем Родион или же он передаст это дело в руки эйчара?

Скоро все выяснится. Потому что такси подъехало к бизнес-центру «Квазар».

Это новое здание. Надо полагать, Родион именно сюда перевез свою компанию после пожара.

Выхожу из такси и замираю. У меня кружится голова. «Квазар» — самое высокое здание в нашем городе. Именно на его крышу я мечтала забраться. В нем этажей тридцать, а то и пятьдесят! Оно вздымается к небу, как сказочный стеклянный дворец. Чувствую себя принцессой, которой нужно вызволить принца из заколдованной башни и убить дракона.

Иду к входу, сверяюсь с письмом: мне нужно всего-то на третий этаж, в офис триста сорок пять.

Охранник отмечает меня на входе, дает временный пропуск.

Внутри шикарно. Всюду светлые панели, мягкое освещение, матовое стекло! Пахнет новым зданием. Кое-где строители завершают доделки. Лежат рулоны линолеума, стоят банки с красками, за окнами болтаются в люльках промышленные альпинисты в оранжевых касках.

Поднимаюсь по лестнице, бреду по длинному коридору. И теряюсь. Здание новое, таблички с номерами есть не на всех офисах — не успели повесить, что ли.

По коридору время от времени пробегают деловые юноши в белых рубашечках. Жаль, я никого из компании «Юпитер» не знаю, хоть Эдик в ней и работал, о своих коллегах особо не распространялся и фотки мне редко показывал. Теперь-то я понимаю почему. Он на работе вел насыщенную интимную жизнь и не хотел, чтобы я заподозрила о его шашнях.

Вижу на одной из дверей табличку «Юпитер» и решаю заглянуть внутрь и спросить указаний.

Толкаю дверь, просовываю голову:

— Здравствуйте!

У меня громко стучит сердце от волнения. А вдруг это офис Ремезова, и я сейчас его увижу?

Но нет — это огромный зал, где столов двадцать. Сотрудники не сидят за компьютерами — они обустраивают рабочее место. Кругом коробки, стопки документов. Две девушки и несколько парней все раскладывают, хлопочут, обживаются. Весело переговариваются, смеются. Они не похожи на запуганных офисных рабов, над которыми издевается сатрап-босс.

— Чем могу помочь? — ко мне поворачивается ослепительная брюнетка.

У меня в груди легонько царапает. Какие девушки красивые у Ремезова работают… Эдик с ними крутил. Может, и эта его любовница?

…Да плевать, вдруг осознаю я. Меня это не колышет. Эдик стал мне совершенно чужим. Недоумеваю — как я могла потратить на него целый год? Собиралась за него замуж? Он же насквозь фальшивый. Все эти его улыбочки, подарки, заискивание. Я принимала их за чистую монету! Мы даже не поссорились ни разу. А это уже звоночек. Это показывает, что Эдику было все равно, что я думаю. Он не хотел меня переубедить, разделить его точку зрения… Я не возбуждала в нем ни гнева, ни страсти.

Сейчас мне куда важнее, не увлекается ли Ремезов своими сотрудницами. И я верю: нет. Он не станет. Он цельный и порядочный.

— Вы заблудились? — догадывается брюнетка.

— Да. Я на собеседование к вам пришла. Не подскажете, где кабинет триста сорок пять?

— Дальше по коридору после поворота. А вы к нам кем пришли устраиваться?

— Массовиком-затейником.

Девушка хохочет. Парни тоже смеются. Одного из них я узнаю — это расторопный блондин Ваня. Он стоял на стенде Ремезова на конференции в день нашего знакомства.

— Только этого нам не хватало! — сетует Ваня, освобождая из обертки какой-то плоский прямоугольный предмет. — ЭрКуб в своем репертуаре.

— Пиар-менеджером, — уточняю я. И вдруг спрашиваю по наитию:

— Простите… Лена, — читаю бейджик на ее груди. — А вы не могли бы мне рассказать, каково это — у Родиона Романовича работать? А то я всякого наслышана…

— Да нормально работать! Он хороший шеф. С причудами, конечно, но кто нынче без причуд? Зато атмосферу умеет нужную создать.

— Ленка, что с Наполеоном делать? — ржет Ваня. — Шеф велел его выкинуть на хрен, а если Гроссман будет спрашивать — сказать, что потерялся при переезде. И космонавт, и Людовик тоже тут. Выбросить?

— Ни в коем случае, — злорадно усмехается Лена. — Повесь в столовой. Пусть настроение поднимают.

— Нарываешься. ЭрКуб увидит и отомстит.

— Тогда в курилке повесь, он туда не заходит.

— Простите, а что это? — интересуюсь я.

Ваня разворачивает портреты ко мне. И меня пробивает такой дикий смех, что даже живот свело судорогой. Не выдерживаю и прыскаю в ладошку. Все смеются вместе со мной.

На портретах Ремезов. Но какой!

На первом портрете он в треуголке, мундире, рука заложена на борт. Лицо, правда, подкачало — какое-то перекошенное, один