– Повезло девушке, – с иронией протянула Александра.

– Только не делай вид, что тебе её жалко; не разочаровывай меня ложью – это не к месту! Адейра будто резко подменили. Он сделал то же, что и я – влюбился. В ту, кого ещё вчера проклинал, ненавидел и презирал. Как и я, не до конца понимая, что сам в ней нашёл. Ну, ничего из того, из-за чего можно потерять голову, в Веронику не было. Не роковая красотка, не кипящие страсти – спокойная, умная, домашняя девочка. Глубокая, как океан.

Александра слушала Ворона с грустью и болью.

– Ты что – до сих пор в неё влюблён? – ревниво сорвалось с её губ.

– Неожиданный пассаж, – с горечью хмыкнула Александра. – Мало того, что ты переспал с доброй сотней людей, не разбирая пола и возраста, так ты ещё и в влюблён в другую! Повезло с женихом, ничего не скажешь.

– Мне стоит обольстится верой в то, что это сцена ревности? – насмешливо приподнял брови Ворон.

– Понимай, как знаешь.

– Судя по всему, ты склоняешься к мысли, что мы с тобой не пара?

– Если бы всё зависело от меня!

– А от кого же ещё может зависеть твоё решение?

– Ты прекрасно знаешь, что последнее слово в этом доме во всех вопросах за моим отцом.

Ворон поморщился:

– Удобная позиция. Так и собираешься всю жизнь прятаться за этим словом? Если хочешь исполнить арию о том, какая ты бедная и несчастна, в позиции жертвы, скажу сразу, в этой роли ты не убедительна. Так не пойдёт, Лекса.

– Отец очень чётко дал понять, что моего отказа, который он именует очередным капризом, не примет. Он, мол, и так слишком долго шёл навстречу моим желаниям.

– Тогда прости, я сразу неправильно понял твою роль: ты не жертва – ты послушная дочь. Такая милая домашняя девочка, которая слова поперёк родителям не скажет.

– Иронизируй сколько хочешь, но факт остаётся фактом, мой отец – Чёрный Змей, а я…

– Дракон, насколько я видел. Так что повторюсь: Лекса, в роль бедной овечки ты просто не помещаешься.

Ворон откинулся на спинку дивана и, раскинув руки, забросил их на спинку, а ногу закинул за ногу. Весь вальяжно растянулся по дивану и с первого взгляда могло показаться, что он решил расслабиться и размяк, но расслабленность была лишь видимостью, в действительности он был напряжен и зол. Александра это понимала.

– Мне, как ни странно, не с твоим отцом жить, а с тобой, поэтому, если не захочешь связывать свою жизнь со мной – так и скажи сейчас. Я найду способ, как решить эту проблему.

– Даже так? – Александра почувствовала болезненный укол обиды.

Уж слишком легко он готов был от неё отказаться.

– Я не боюсь, что отец может навредить мне – я за других переживаю.

– Вот как? Похоже, у нас тут и третья роль в запасе – доброй самаритянки, всегда готовой к самопожертвованию во имя спасения ближнего своего, – с иронией протянул Ворон. – Хорошо, я тебе подыграю. За кого же ты так сильно испугалась, что готова искалечить себе жизнь, связав её со мной?

– За тебя я и боюсь.

– Моя судьба, в том случае, если наши пути разойдутся, не твоя проблема, Лекса, – спокойно и жёстко бросил ей в лицо Ворон. – К тому же, поверь, я вполне способен за себя постоять. И ещё, как-то нелогично, выходить замуж за нелюбимого человека лишь потому, что боишься за него? Фигня какая-то получается.

Резко подавшись вперёд, Лоуэл крепко сжал запястья Александры. Лицо его потемнело от гнева:

– Не прикрывайся красивыми словами, Лекса: чувством долга, чувством страха. Ты вообще в курсе, что в Магическом Сообществе не существует разводов? Связь, устанавливаемая обрядами, не номинальная, как у смертных, обойти клятвы не получится. А живут маги гораздо дольше обычных людей. Так что мы не в игрушки сейчас с тобой играем.

– Ты убеждаешь меня разорвать помолвку или отговариваешь от этого?

– Я хочу нашего союза, Лекса, но при условии, что он добровольный. Что ты готова стать моей без принуждения и жертв. Последние мне совершенно точно и даром не нужны.

– А я тебе нужна?

– Разве ответ не очевиден? Стал бы я вести исповедальные разговоры по душам, будь это иначе?

Его голос звучал холодно и спокойно, а вот Александре так хорошо себя держать в руках не удавалось. Вместо холода она демонстрировала сарказм и язвительность, с головой выдающие слишком живые эмоции, чтобы их удалось скрыть от собеседника.

– Я пришёл сюда за тобой, наплевав на последние принципы, что у меня оставались, чем предал память человека, который остановил меня от того, чтобы полностью утратить человеческий облик. И, если ты думаешь, что мне приятно было сейчас копаться в моём прошлом, обнажая перед тобой душевные язвы, то ты глупее, чем я думал. Лекса.

– Так ты это пытался сделать – обнажить и очистить душу? А я поняла, что ты бравируешь своими пороками, бунтуешь против сложившейся системы и жалеешь, что ввязался в столь сомнительное предприятие, как брак. Но у тебя не хватает. – наглости или храбрости? – чтобы самому поставить на всём точку.

– Ты совсем меня не понимаешь. Уж поверь, во мне и наглости, и храбрости на всё хватит, и ещё останется. Жалость к оставленной невесте, если уж она мне не нужна, меня не остановит.

Ворон склонился над Александрой, дерзко нарушая границы её личного пространства. Нарочито близко, будто собираясь её поцеловать, но в последний момент передумав:

– Ты как будто не веришь, что тебя можно любить и хотеть настолько, чтобы рискнуть всем?

А она и не верит! Потому что в глубине души остаётся маленьким, брошенным, одиноким ребёнком, за которым никто не придёт вечером и не заберёт его домой.

Но вслух Александра сказала:

– Я не верю, что мальчик из борделя вообще способен кого-то любить.

Сказала и пожалела, увидев, как изменилось, будто помертвев, лицо Ворона:

– Отлично. Я трусливая и лживая шлюха без сердца и совести, поэтому доверять и любить меня нельзя. А вот выйти замуж за меня – можно? Никогда не поймешь вас, баб. Что у вас в головах? Твои глаза полны боли и гнева, а тело – такое отзывчивое. Но при этом ты всё время пытаешься оскорбить меня, задеть, причинить боль. Лекса, почему?

– Потому что сама чувствую себя оскорблённой, задетой и больной!

Он нарочно играет на её нервах, заставляет дергаться, вызывая неуверенность в себе? Стоит признать, у него отлично получается!

Горький запах, его дыхание, взгляд – всё это действует на неё противоречиво: тело становится ватным, а сердце наполняется горечью Хотя – глупо. Сердце не может чувствовать вкус. Горечь остаётся саднить горло.

– Прости, может быть это и неправильно, и несправедливо, то, что мне хочется винить во всём тебя одного, – подавила Александра тяжёлый вздох.