– Хорошо, допустим, это одна причина. А что, если есть другая?

– В смысле?

– Что, если кого-то или что-то в Фарли необходимо уничтожить? Знаешь мистера Крессвелла, сына викария? (Алфи кивнул.) Он там был, когда дом загорелся. Спас меня и мою гувернантку. Как настоящий герой. Но его заинтересовало, что у мисс Гамбл есть телескоп. А сегодня я сидела в классной комнате, выглянула в окно и увидела, как он обходит дом и идет на конюшенный двор. А мисс Гамбл именно там сейчас и живет. Поэтому я задумалась: вдруг он подозревает, что у нас тут творится неладное? Или, – тут Фиби сделала паузу, – сам связан с парашютистом?

– Как это? – удивился Алфи.

– Ну да, он тогда разбился на самолете, повредил ногу, но почему он все-таки не на фронте? Такие, как он, вполне могут желать победы Германии. Молчаливый, хитрый, чем не пособник немцев? Так что я думаю, нам с тобой пора заняться делом. Мистер Крессвелл ушел на станцию, но если вернется, надо будет за ним проследить. Еще я поищу у нас дома, вдруг найду что-нибудь подозрительное. А ты побегай по деревне, может, тоже что-нибудь разнюхаешь. Договорились?

– Хорошо, – согласился Алфи, – хотя я уже и так слышал, что люди болтают. Так вот, некоторые думают, что тот немец, который у доктора живет… шпион!

– Но он ведь еврей и австриец. Он сбежал от нацистов.

– Это он так говорит, – ухмыльнулся Алфи. – Но я постараюсь, обещаю. Если кто и вызывает подозрение, так это Бакстеры, строители. У них ворота вечно заперты, а забор здоровенный и внутрь не заглянуть.

– Вероятно, чтобы никто не пробрался во двор и не украл их строительные материалы, – предположила Фиби.

– Да, но это еще не все, – не унимался Алфи. – Я видел на днях, как выезжает бакстеровский грузовик. И кто-то закрыл ворота, как только машина выехала, а младший Бакстер был за рулем, заметил, что я там стою, да как заорет: «Чего пялишься? А ну пошел отсюда!»

– Значит, ты понаблюдаешь за двором Бакстеров? Отлично, – сказала Фиби. – Мы докопаемся до правды, вот увидишь. Мы всех удивим.

Париж

Марго сидела у окна в отеле «Риц» и глядела на улицу внизу. Палец все еще саднил и кровоточил, но больнее было от другого. Эта женщина. Вот как он ее назвал. И взглянул совершенно равнодушно. Она мне не возлюбленная. Он ее ни капельки не любит. Она рисковала жизнью, оставаясь в Париже, вместо того чтобы жить дома, в безопасности. И у нее не было ни малейшего шанса его спасти. Немцы ее просто использовали, поставили в такое положение, что ей пришлось согласиться на их условия, и все зря.

Какой же я была дурой, думала Марго. Домой-то она поедет, но только чтобы помогать врагу. А если не станет этого делать, то фашисты непременно убьют ее или кого-нибудь из членов ее семьи. Теперь, когда она своими глазами увидела, как они действуют, можно было не сомневаться: они способны без колебаний поставить ее к стенке. Она еще не знала, в чем будет состоять ее задание, но, вероятнее всего, оно как-то связано с тем, что она аристократка и вращается в высшем обществе. Она вздрогнула и прижала раненую руку к груди.

– Браво, – заметил герр Динкслагер, когда увозил ее из штаба гестапо на авеню Фош. – Вы держались очень отважно. Именно этого я и ожидал от наследницы одной из старейших фамилий Англии. Извините, что пришлось причинить вам боль. Уверен, ваш палец скоро заживет. Наверняка вы и сами понимаете, что это было вызвано необходимостью.

Тогда Марго ничего не ответила, просто глядела в окно.

– Для начала вам понадобится пройти подготовку, – продолжал Динкслагер, – так что до поры до времени мы, пожалуй, оставим вас в «Рице». Почему бы и не насладиться вином и едой, если уж представился случай, не правда ли?

Гестаповец снова приветливо болтал с ней, как будто они возвращались с загородной прогулки и это не он только что загнал щепку ей под ноготь. Он был готов проделать то же самое с остальными ее пальцами и позволил бы молодому солдату изнасиловать ее, если бы верил, что это даст нужный результат. Разве так можно себя вести? – недоумевала она. Прикидывается культурным, но при этом невозмутимо пытает и убивает. Неужели он никогда не думает о своей жене, детях, сестрах, оставшихся дома, не догадывается, что и с ними могут обойтись так же?

Автомобиль остановился перед «Рицем», и немец проводил Марго в номер Жижи Арманд. Там никого не было.

– Я пришлю кого-нибудь перевязать вам палец, – пообещал Динкслагер. – И договорюсь, чтобы завтра вас начали обучать.

И вот теперь она, их пленница, сидит одна-одинешенька, ожидая худшего. Но неужели я ничего не могу сделать? Может быть, сбежать по крышам, выбравшись через комнаты прислуги? В голову пришла дурацкая мысль: А что, если просто открыть дверь и пройти по коридору, вниз по ступенькам – и на свободу? Она пересекла комнату и отворила дверь. Немецкий солдат, стоявший на страже возле лестницы, обернулся на звук и уставился на нее. Значит, этот вариант отпадает.

Ей пришла другая идея: заказать еду в номер. Если заказ принесет женщина, можно будет на нее наброситься, связать, переодеться в ее форму и сбежать. Мысль интересная, но ведь не все так просто. Что, если та женщина станет сопротивляться? Сможет ли она, Марго, ее убить? Девушка содрогнулась. Одно дело – связать, и совсем другое – лишить жизни. Но сидеть и ждать тоже невыносимо. Марго сняла телефонную трубку, но не услышала гудков. Тут в номер вошла Жижи Арманд. Марго испуганно подняла на нее глаза, как застигнутый за шалостью ребенок.

– Вот, думала заказать бокал вина, – пояснила она.

Мадам Арманд улыбнулась:

– Внизу за стойкой сидит человек, который включает телефон, как только видит меня, – в целях безопасности. Так чего именно вы хотели?

– Какая разница, – сказала Марго и отошла от аппарата.

– Ну отчего же. До меня дошли слухи о случившемся. Вы выпили коньяку? Очень помогает успокоить нервы.

Марго покачала головой.

– Но о вашей бедной руке они позаботились? – Мадам Арманд увидела повязку. – Ну что за варвары! Я скажу Шпаци – то есть герру Динкслагеру, – как увижу. Нельзя так себя вести с моими протеже, если он рассчитывает на новое платье для своей жены.

Она подошла к Марго и взяла ее за раненый палец.

– Нужно делать, что они велят, ma chérie. Чтобы выжить, приходится им подыгрывать. Насколько я понимаю, они хотят отправить вас домой. Прошу вас, не надо геройства. Сделайте, что они велят, и вскоре окажетесь в безопасности, рядом с семьей.

Марго кивнула. Она страшно боялась, что разрыдается, если откроет рот и произнесет хоть слово. Доброта мадам Арманд стала последней каплей для ее натянутых как струна нервов.

Мадам Арманд подняла трубку и спокойным голосом заказала в номер копченой лососины, бутылку шабли и большой бокал коньяка. Положив трубку, улыбнулась Марго и проговорила: