Он пораженно уставился на нее:

– А вот это мысль. Общение посредством музыки. Чертовски хитро. Давай завтра очень внимательно слушать всю музыку.

Ночью Памела спала беспокойно, часто просыпалась, пока ее окончательно не разбудили вернувшиеся с раннего дежурства девушки, которые пришли на кухню готовить себе чай. Она умылась холодной водой и села на рабочее место. К концу дня ее уже тошнило от лжи и пропаганды.

– Ну, что у тебя? – спросил Квакки.

– Пятая симфония Бетховена при объявлении начала передачи. Перед новостями, комментариями и сообщениями от якобы наших ребят каждый раз новые отрывки мелодий. Боюсь, я неважно разбираюсь в музыке. Там все немецкое, наверное?

– Да. К счастью, у меня вся семья музыкальная, – ответил Квакки. – Сам я учился играть на скрипке. Дома у нас все на чем-нибудь играют, куда ни повернись – музыка. Я узнал два отрывка из Седьмой симфонии Бетховена. Перед вестями от военнопленных играли в основном Бранденбургские концерты Баха, но было также два отрывка из Вагнера – «Полет валькирий» и «Гибель богов».

– Впечатляет! – похвалила его Памела. – Теперь бы еще найти в этом смысл.

– Единственное, что нам хоть что-то дает, это «Королевский фейерверк» Генделя. Надо доложить об этом начальству. Но я пока не очень понимаю, с чем это связано – как? где? Сразу после Генделя заговорили об эвакуации детей. Я разобрал текст речи по косточкам и не нашел никакого скрытого послания.

– А если послание и было, то вряд ли сложное, – добавила Памела. – В противном случае мало кто из немецких пособников его поймет.

– Если только их не снабдили брошюрами с шифром. Слово «ребенок», к примеру, значит «завтра», а «учеба» – «пушки».

– Но в таком случае у нас нет никаких шансов истолковать это без ключа к шифру. Давай спросим у капитана Тревиса, вдруг они перехватили такие брошюры.

– Хорошая мысль. – Квакки поднялся: – Давай на сегодня закончим. Я себе весь зад отсидел на этом жестком стуле.

Лондон

Бен вернулся в Лондон поздно вечером; лило как из ведра. Позади было три дня бесполезных поисков, переполненных поездов, несговорчивых граждан и беспрерывного дождя. Он так и не обнаружил местности, напоминавшей ту, что на снимке, и не выяснил новых подробностей об интересовавших его сражениях, которые имели бы хоть какое-то отношение к сегодняшнему дню. Тяжело ступая, Бен поднялся к себе в меблированные комнаты на Кромвелл-роуд. До войны в здании располагалась заштатная гостиница, теперь же ее реквизировали под квартиры для государственных служащих. Комнаты были обставлены по-спартански: кровать, гардероб, стол, стул, полка в углу и еще умывальник, шкафчик и газовая горелка. Чтобы зажечь газ, приходилось бросать в счетчик шестипенсовик. Бен вставил ключ в замок, дверь напротив открылась, и выглянул Гай.

– Боже, ты же мокрый как мышь, – сказал он. – Заходи. Я приготовлю чай, и у меня еще осталась пара капель бренди.

– Спасибо, но мне вовсе не… – начал Бен.

– Не строй из себя святого мученика, – перебил Гай. – Ты же не хочешь свалиться с простудой? А работать кто будет?

– Ладно, только плащ сниму, – сдался Бен.

Он вошел к себе в комнату, которая показалась холодной, сырой и негостеприимной, повесил плащ на крючок за дверью, пересек коридор и оказался у Гая. В отличие от его собственной, эта комната была уютной и обжитой. Гай повесил на окна яркие занавески, украсил стены репродукциями любимых современных картин. На подоконнике стояло растение в горшке, на стуле лежали мягкие подушки. Гай умеет устроиться с комфортом, подумал Бен. Он сел, Гай приготовил чай и плеснул в чашки коньяку.

– На-ка, сразу станет лучше.

Бен с благодарностью выпил.

– Я весь день мок под дождем, – признался он.

– А куда ты ездил? – спросил Гай.

– Вчера – в Йоркшир, а сегодня – на уэльскую границу.

– Что же ты там делал?

– Пожалуй, не будет ничего страшного, если я тебе скажу, – ответил Бен. – Разглядывал поля давнишних сражений.

– Диссертацию пишешь? Или это связано с настоящей работой?

– Последнее, но не могу тебе сказать, как именно.

– Само собой. И что, есть результаты?

– Зря время потратил, – скривился Бен.

– Да, по-моему, большинство наших заданий заканчивается тем же, – заметил Гай. – Сегодня меня снова послали разбираться с предполагаемым немецким шпионом. И конечно же, оказалось, что это очередной еврей, который тут живет еще с Великой войны.

Бен кивнул.

– Настоящие-то шпионы наверняка хитрые, – заметил он. – Они бы точно не стали ничем выделяться. Я их, по-моему, и не встречал ни разу.

– Нет? – усмехнулся Гай. – А я вот да.

– Правда? А где?

– На одном собрании, куда меня послали. Но мне, наверное, нельзя больше ничего тебе об этом говорить. Капитан Кинг меня расстреляет за такое. А не он, так мисс Миллер. Она куда страшнее Найта, правда?

– Еще бы, – согласился Бен.

Покидая комнату Гая, он уже чувствовал себя лучше, и не только потому, что по телу разливалось приятное тепло от бренди. Получалось, они с Гаем работают в одном направлении, пусть им и нельзя делиться друг с другом подробностями. Каким-то образом Бену показалось, что от этого его задача становится немного легче.

На следующее утро Бен отправился с докладом в Долфин-Сквер. Его провели в кабинет начальника.

– А, Крессвелл. Заходите. – Максвелл Найт поднял глаза от бумаг, и они с Беном пожали друг другу руки. – Удачно съездили? Что-нибудь узнали?

– Боюсь, что нет, сэр, – признался Бен. – Я побывал на полях обоих сражений, но ни то ни другое рельефом совершенно не напоминало снимок. И тогда я подумал: а воздушная разведка министерства авиации не могла бы нам с этим помочь?

– Я уже послал им копию фотографии, – ответил Максвелл Найт. – Пока молчат. Нынче у них найдутся дела поважнее. Но можете сами заскочить к ним и поторопить.

– То есть вы не хотите, чтобы я возвращался в Кент?

– А что там делать?

– Вы правы, сэр, – согласился Бен, досадуя на себя. Ему дали великолепное задание, а он ни черта не добился. – Полагаю, вопрос в том, важно ли, где именно хотел приземлиться парашютист, не ждал ли его поблизости связной. И если да, попытаются ли фрицы прислать нового или попробуют наладить контакт иным способом?

– Именно, – кивнул Макс Найт. – А если время и место не имели значения, они, вероятно, уже передали сообщение иным способом – с почтовым голубем или по рации.

– Но если они не имели значения, зачем так рисковать, сбрасывая парашютиста?