– Мы и жить там будем? – уточнила Памела. – Это далеко отсюда?

– Около шести миль. Мы можем отвозить и привозить вас обратно, но я советую поселиться там на пару дней и поглядеть, как идут дела. Мы пошлем с вами две раскладушки, так что вы, по крайней мере, девушек из ВВС не стесните.

– Мне, как порядочному человеку, пожалуй, стоит надеть тебе на палец кольцо, если уж нам предстоит провести несколько ночей вместе, – пошутил Квакки, когда они с Памелой вышли от начальника.

Та усмехнулась:

– Думаю, полная комната девушек из ВВС в достаточной степени защитит мою честь. К тому же я и раньше проводила целые ночи в одном корпусе с мужчинами, так что моя репутация уже погублена.

– Жаль, что нам нельзя рассказывать о работе, правда? – заметил Квакки. – Иногда так и подмывает похвастаться.

– О да, – кивнула Памела. – Моя семья думает, что я занимаюсь ерундой.

– А ты представь, каково быть парнем и не носить форму, – сказал Квакки. – Каждый раз, когда я еду в Лондон, ко мне кто-нибудь да прицепится. Я уже подумываю, не купить ли ношеный комплект обмундирования. А если объясняешь, что срезался на медкомиссии, на тебя глядят как на слабака.

Памела остановилась и закрыла рот рукой:

– Ох, а что же я скажу соседке?

– Что это тайна. Что все конфиденциально. Тем более что так и есть.

Памела кивнула. И правда, если назвать такую причину, Трикси решит, что Памеле поручили важное и интересное задание. Вот она разозлится-то, подумала Памела.

Она столкнулась с подругой вечером, когда пришла домой, чтобы собрать необходимые вещи.

– Ты снова уезжаешь? – удивилась Трикси.

– Ну что ты, нет, конечно, – ответила Памела. – Начальство велело нескольким из нас провести ночь на раскладушках в главном корпусе, чтобы были под рукой, как только понадобимся спецам.

– Везет тебе, – вздохнула Трикси. – По крайней мере, теперь ты работаешь в главном корпусе, а не в промозглом сарае со сквозняками.

– Но раскладушка – это не так уж и комфортно, особенно если меня станут будить в три часа ночи, чтобы приготовить чай.

– Зато под окном не будут грохотать поезда. И тебе не придется давиться стряпней миссис Энтвистл, – заметила Трикси.

– Что правда, то правда, – усмехнулась Памела. – С другой стороны, только подумай, вся комната твоя. И очередь в ванную будет на одного жильца короче.

– Все это, конечно, замечательно, вот бы еще придумать, как незаметно провести наверх парня. Не то чтобы мне нравился кто-то из местных. Ну почему здесь нет никого, кто был бы и умным, и красивым? – Она помолчала, затем повернулась к Памеле: – Послушай, я надеюсь, ты сможешь отпроситься для вечеринки у Джереми? Слов нет, как я ее жду. В моей нынешней унылой жизни это единственный лучик света.

– Я тоже надеюсь, но мне еще ничего не говорили насчет выходных. Придется действовать по обстоятельствам. Не ожидают же они, что я стану трудиться круглые сутки семь дней в неделю. Сущее рабство! – Она закрыла чемодан. – Думаю, увидимся через пару дней.

– Ты ведь не будешь против, если я отправлюсь на вечеринку у Джереми, даже если у тебя не получится пойти? – спросила Трикси.

Памела ответила не сразу. Трикси не скрывала, что Джереми ее интересует. Но это ведь просто вечеринка, в квартире будет полно народу.

– Конечно, нет, – беззаботно произнесла она наконец. – Я запишу тебе адрес. И постараюсь передать весточку, чтобы ты знала, как у меня продвигаются дела и долго ли я буду занята.

Она взяла чемодан и ушла. Армейский автомобиль должен был отвезти их с Квакки на приемную радиостанцию.

– Деревня Ветреные Холмы. Не очень-то уютно звучит, правда? – заметил Квакки. – Еще шаг, и мы на Грозовом перевале.

– Мне кажется, в Бакингемшире не так уж много Грозовых перевалов, – ответила Памела. – Все-таки мы будем работать в помещении. И сейчас лето.

– Так держать. Девушка, готовая ко всему! – похвалил ее он. – Слушай, а не сходить ли нам куда-нибудь вместе, когда выдастся свободный вечер?

Она взглянула на него. Далеко не урод, особенно по сравнению с прочими работниками Блетчли. И с чувством юмора все в порядке. Но ведь у нее уже есть Джереми – бравый, богатый, красивый Джереми. Чего еще желать?

– Огромное спасибо, – сказала она, – но у меня есть парень. Он военный летчик.

– Вот так всегда, – вздохнул Квакки. – Всех лучших девушек уже расхватали. Ну да ладно. Наверное, даже лучше, если мы не выйдем за рамки служебных отношений, а?

«Хамбер» поднялся по холму и остановился возле заграждения из колючей проволоки. За ним стояли крытые рифленым железом бараки и воздушные антенны. Часовой впустил Памелу с Квакки, и их провели в просторное помещение, где сидело в наушниках множество девушек из вспомогательной службы ВВС.

– Похоже на гигантскую телефонную станцию, правда? – прошептал Квакки.

Напористая женщина в чине сержанта показала им, куда садиться, и провела в подсобку за кухней, где им предстояло ночевать.

– Можете приступать к работе прямо сейчас, – добавила сержант. – Чего время терять.

Памела надела показавшиеся ей неожиданно тяжелыми наушники. Она сидела, рассеянно рисовала в блокноте и думала о разном. Первая передача началась в полвосьмого вечера. Короткий отрывок, как всплеск, из Пятой симфонии Бетховена, затем: «В эфире ваша Новая британская радиостанция на волне 5920 кГц, 63 метра». Памела почувствовала, как по спине пробегает холодок. Много ли британских домов, где радио настроено на эту волну? Сначала сообщили, сколько потоплено союзных морских судов, затем вступил другой голос: «Задумывались ли вы о судьбе ваших детей? Вы ведь понимаете, что правительственный план – точнее, полный хаос – эвакуации может иметь серьезные долгосрочные последствия для ваших мальчиков и девочек». Дальше сказали, что четыреста тысяч детей лишены возможности учиться из-за этой путаницы. Ловко состряпано, подумала Памела. Играют на глубочайших страхах каждого родителя.

Далее последовала пропагандистская филиппика о евреях. Затем новая музыкальная пауза, а за ней – вести от ребят в немецких лагерях для военнопленных.

Передача закончилась. Позже тем же вечером была еще одна, на следующий день – четыре.

– Что скажешь? – спросил у нее Квакки. – Есть какие-нибудь предположения?

Памела покачала головой:

– Ничего. Дикторы говорят спокойно, без какого бы то ни было регионального акцента, как на настоящей Би-би-си. И время от времени играет бодрая немецкая музыка.

– В основном Бетховен, – согласился он. – И еще генделевская «Музыка для королевского фейерверка», да?

Памела встрепенулась.

– А если в этом что-то есть? Королевский фейерверк? То есть заговор, чтобы взрывом уничтожить королевское семейство?