В конце лета 1939 года я запланировал наведаться вГильф-эль-Кебир с Гоугом, чтобы свернуть базовый лагерь, и Гоуг должен былуехать на грузовике со всем имуществом, а Клифтон обещал прилететь и забратьменя. А после этого мы расстанемся и навсегда положим конец нехитрому любовномутреугольнику.

Услышав гул самолета и увидев его вдалеке, я спустился поскалам к основанию плато. Клифтон всегда отличался решительностью.

Небольшой грузовой самолет интересно приземляется, скользяот линии горизонта. Он слегка касается крыльями света пустыни, потом звукзамирает, и машина плывет к земле. Я никогда не понимал до конца, как работаютсамолеты. Я видел, как они приближались ко мне в пустыне, и всегда выходил изпалатки, испытывая некоторый страх. Они погружают крылья в тот свет, а затемвходят в эту тишину.

«Мотылекк» плавно скользил над плато. Я размахивал кускомсинего брезента. Клифтон сбавил скорость и пролетел надо мной, да так низко,что с кустов акации посыпались листья. Затем самолет дал вираж влево,развернулся, выровнялся и пошел прямо на меня. За пятьдесят метров до меня еговдруг резко бросило вниз, и он врезался в песок. Я побежал со всех ног.

Я думал, что Джеффри был один. Он должен был прилететь один,чтобы забрать меня из пустыни на втором месте в кабине. Но когда я прибежал,чтобы вытащить его, я увидел рядом с ним ее. А он был мертв. Она пыталасьшевелить нижней частью тела, глядя прямо перед собой. Через открытое окнокабины песок насыпался на ее колени. Видимых повреждений, травм, даже синяковот ушибов не было. Ее левая рука протянулась вперед, чтобы смягчить удар прикрушении. Я вытащил Кэтрин из смятого самолета, который Клифтон называл«Медвежонок Руперт», и понес к пещерам в скалах. В Пещеру Пловцов, где былирисунки. По карте широта 23 градуса 30 минут, долгота 25 градусов 15 минуг.Вечером я похоронил тело Джеффри Клифтона.

Был ли я проклятием для них? Для нее? Для Мэдокса? Дляпустыни, на которую с силой обрушилась новая война, которую бомбили, словно этобыл просто песок? Варвары против варваров. Обе армии прошли пустыню, так и непоняв, что же она собой являет. Пустыни Ливии. Отбросьте политику, и это будутсамые сладкие слова, которые я знаю. Ливия. Сексуальное, протяжное слово, какзатворенный колодец. Помните, что писал Дидо о пустынях Ливии?

«Человек будет, как водные реки в сухом месте…»

Я не верю, что пришел на проклятую землю или что был пойманв ловушку зловещей ситуации. Каждая находка в пустыне и каждая встреча были дляменя подарком: наскальные рисунки в Пещере Пловцов, пение на пару с Мэдоксом вовремя наших экспедиций, появление среди нас Кэтрин, и то, как я шел к ней покрасному блестящему бетонному полу и становился перед ней на колени, припавголовой к ее животу, словно маленький мальчик, и племя, у которого был складоружия и которое вылечило меня, и даже мы четверо, Хана, и вы, и сапер.

Я лишился всего, что любил и ценил.

Я остался с ней. У нее были сломаны три ребра. Я ждал, чтовот-вот дрогнут ресницы, пошевелится разбитое запястье, заговорит неподвижныйрот.

– Почему ты так меня ненавидишь? – прошептала она. – Тыубил во мне все.

– Кэтрин, ты не…

– Обними меня. Прекрати объяснения. Ты неисправим.

* * *

Ее взгляд был пристальным. Она не отпускала меня. Я будупоследним, кого она видит. Шакал в пещере, который направляет и защищаетженщину, который никогда не предаст ее.

– Есть сотни богов, ассоциирующихся с животными, –говорю я ей. – Есть и связанные с шакалами – Анубис, Дуамутеф, Вепвавет. Этисущества ведут нас в загробную жизнь, так же, как я незримо сопровождал тебя,когда мы еще не встретились. Я был с тобой на всех вечеринках в Оксфорде иЛондоне, наблюдая за тобой. Я сидел напротив, когда ты делала уроки и держала вруках большой карандаш. Когда ты встретила Джеффри Клифтона в два часа ночи вбиблиотеке дискуссионного общества Оксфордского университета, я был там. Пальтовалялись на полу, а ты, босая, осторожно перешагивала через них, словно цапля.Он наблюдает за тобой, но я тоже наблюдаю, хотя ты не видишь меня, игнорируешьмое присутствие. Ты в таком возрасте, когда замечают только красивых мужчин. Тыеще не видишь тех, кто не находится в сфере твоей благосклонности. Шакала нетак уж часто используют в Оксфорде в качестве охраны. Я же отношусь к тем, ктопостится, пока не увидит то, что ему нужно. Ты стоишь у стены с книгами. Левойрукой держишься за длинную нитку жемчуга, которая свисает с твоей шеи. Босыминогами нащупываешь путь. Ты что-то ищешь. В те дни ты была немного полнее, хотяи достаточно красива для университетской жизни.

Нас двое в библиотеке, но ты нашла только Джеффри Клифтона.Это будет бурный роман. Из всех мест он выбирает работу с археологами где-то насевере Африки. «Компания одержимых чудаков, в которой мне предстоит работать»,– говорит Джеффри. Твоя мать в восторге – еще бы, тебе предстоит такоеприключение!

Но дух шакала, который был «открывателем путей», имякоторому Вепвавет или Алмаши, находился в той комнате вместе с вами обоими.Сложив руки, я наблюдаю, как ты пытаешься вести светскую беседу, что нелегко,ибо вы оба выпили. Но самое чудесное – это то, что даже в таком состоянии, вдва часа ночи, вы почувствовали постоянную необходимость и удовольствие вобщении друг с другом. Любой из вас мог прийти на ту вечеринку с кем-то другим,переспать в ту ночь с кем-то другим, но вы оба нашли свою судьбу здесь.

В три часа ночи ты чувствуешь, что пора уходить, но неможешь найти туфлю. Одна розовая туфелька у тебя в руке. Я вижу вторую рядом иподнимаю ее. Я помню их блеск. Это явно излюбленные туфли, сохранившиеочертания твоих пальцев. «Спасибо», – говоришь ты, принимая ее, и уходишь, дажене взглянув на меня.

Я верю: когда мы встречаем тех, в кого влюбляемся, есть нишав нашей душе, в которой сидит историк, немного педант, кто воображает иливспоминает эту встречу, а в иное время человек проходит мимо, не заметив. Воттак и Клифтон, возможно, год назад открывал перед тобой дверцу автомашины и неподозревал, что ты – его судьба. Но, для того чтобы влюбиться, все части теладолжны быть готовы принять другого человека, все атомы должны двигаться в одномнаправлении для осуществления желания.

Я провел годы в пустыне, благодаря чему и уверовал в такиевещи. Это место между прошлым и будущим, где время и вода становятсяпризрачными, а рядом с вами – шакал, который одним глазом смотрит в прошлое, адругим на путь, который вы собираетесь предпринять. В его пасти кусочкипрошлого, которые он преподносит вам, и, когда складывается полная картина,оказывается, что вы давно уже это знаете.

В ее глазах сквозит ужасная усталость, Когда я вытащилКэтрин из самолета, она пыталась понять, что произошло. Сейчас ее взглядобращен внутрь, как будто она охраняет что-то в себе.

Я придвинулся к ней и встал на колени. Наклонившись к ней,провел языком по ее голубому веку, почувствовав соленый вкус цветочной пыльцы.Или слез? Потом я провел языком по ее губам, по другому веку, ощущая пористостьее кожи, стирая голубизну. Когда я отодвинулся, в ее взгляде мелькнуло что-тобелое. Я раздвинул ее губы и пальцами разжал зубы – язык «запал», и я вытащилего. Но было уже слишком поздно: она ощущала дыхание смерти. Я наклонился к нейи своим языком перенес синюю пыльцу на ее язык. Мы когда-то так делали, когдазанимались любовью. На этот раз ничего не произошло. Я разогнулся, набрал вгрудь воздуха и снова сделал то же. Когда я снова прикоснулся к ее языку, япочувствовал легкое дрожание.