В пещере стало холодно. Он обернул женщину парашютом, развелнебольшой огонь из веток акации и окурил дымом все углы. Он вдруг понял, что неможет обращаться к ней прямо и открыто, как прежде, и поэтому попыталсяговорить официальным тоном. Его голос, будто деревянный шар, отскакивал отразрисованных стен.

– Я сейчас пойду за помощью, Кэтрин. Ты понимаешь?Рядом есть еще один самолет, но у нас нет горючего. Если встречу караван илиджип, то вернусь скоро.

Он вытащил книгу Геродота и положил рядом с ней. Шелсентябрь 1939 года. Выйдя из пещеры, из круга тускнеющего огня, он окунулся втемноту, в пустыню, освещенную луной.

По валунам он подобрался к основанию плато и приостановилсятам.

Ни машины. Ни самолета. Ни компаса. Только луна и его тень.Он нашел каменный указатель из прошлого и определил направление к Эль-Таджу,городу больше чем в ста километрах отсюда, с улицей, где продавали часы. Нужнобыло идти на север-северо-запад. Он запомнил угол своей тени и пошел. Черезплечо висел кожаный мешок с водой, которая переливалась в нем, как плацента.

Нельзя было идти днем, когда сморщившаяся тень почтиполностью умещалась под его подошвами, и в сумерках, между заходом солнца ипоявлением звезд. В это время все на диске пустыни было одинаковым, ипродвижение грозило отклонением от маршрута на девяносто градусов. Он ждалпоявления живой карты звезд, затем устремлялся вперед, перечитывая эту картукаждый час. Раньше, в их межвоенных экспедициях по пустыне, вперед пускалипроводников, которые тоже определяли путь по звездам и несли через плечодлинные шесты с фонариками, а остальные шли за этими прыжками света в темноте.

Человек двигается по пустыне со скоростью верблюда, делая неболее четырех километров в час. Если повезет, можно найти страусиные яйца. Еслине повезет, песчаная буря заметет все следы. Он шел три дня без еды,отказываясь думать о ней. Когда (и если) он доберется до Эль-Таджа, то поест«абра». Это блюдо племена горан готовят из колоцинта, вываривая зернышки, чтобыизбавиться от горечи, а потом крошат их с финиками и стручками рожковогодерева. Он пройдет по улицам с часами и гипсом.

«Да благословит Господь вашего попутчика», – сказал Мэдокс.До свидания. Взмах руки. Бог есть только в пустыне, сейчас он хотел этопризнать. Вне ее есть лишь торговля и власть, деньги и воина. Финансовые ивоенные тираны правят миром.

Он был в разрушенной стране, двигался от песка к скалам. Онстарался не думать о женщине. Потом, словно средневековые замки, появилисьхолмы. Он шел, пока его тень не наткнулась на тень горы. Кусты мимозы.Колоцинты Он выкрикнул ее имя в темноту скал, потому что «зло – это душаголоса, пробуждающаяся в пустоте».

А потом был Эль-Тадж. Почти всю дорогу он представлял себеулицу зеркал. Когда же он появился на окраине поселения, его окружили джипы сангличанами и забрали его. Они не хотели слушать то, что он говорил о женщине,лежащей раненой в Увейнате, в ста десяти километрах отсюда. Они вообще ничегоне хотели слушать.

* * *

– Вы хотите сказать, что англичане вам не поверили?Никто вас не слушал?

– Никто не слушал.

– Почему?

– Я неправильно назвал им фамилию.

– Вашу?

– Нет, свою я назвал.

– Тогда почему же?

– Ее. Ее фамилию. Фамилию ее мужа.

– А что вы сказали?

Он ничего не отвечает.

– Проснитесь! Что вы сказали?

– Я сказал, что она моя жена. Я сказал «Кэтрин». Ее мужбыл мертв. Я сказал, что она ранена и сейчас лежит в пещере на платоГильф-элъ-Кебир в Увейнате, к северу от колодца Айн-Дуа. Она нуждается в воде иеде. Я пойду с ними, я покажу им дорогу. Все, что мне нужно – это джип. Толькоодин из их чертовых джипов. Может быть, после этого путешествия я показался имкем-то вроде тех безумных пророков пустыни… Нет, я так не думаю Уже началасьвойна, и они как раз вылавливали в пустыне тайных агентов. И каждый человек синостранным именем, который забредал в этот маленький оазис, был подподозрением. Она была всего в сотне километров, а они не хотели слушать меня.Эта случайная группа в английской форме в Эль-Тадже. Я, должно быть, казалсянеистовым. У них была и передвижная тюрьма с плетеными клетками размером сдушевую. Меня поместили в такую и поставили в грузовик. Я бился в ней, пока невыпал на улицу. Я кричал: «Кэтрин» Я кричал: «Гильф-эль-Кебир». А единственноеимя, которого они ждали и которое мне следовало выплюнуть, уронить в их ладони,как визитную карточку, было «Клифтон».

Они опять забросили меня в грузовик. Я был еще однимвозможным второсортным шпионом. Еще один международный обломок.

* * *

Караваджо хочет встать и уехать из этой виллы, из этойстраны, от осколков войны. Он просто вор. Все, чего он хочет, это чтобы рядомбыли сапер и Хана или, еще лучше, люди его возраста, в баре, где он знаеткаждого, где он может потанцевать и поговорить с женщиной, прислониться головойк ее плечу… Но для этого прежде всего нужно вырваться из плена морфия.Необходимо оторваться от невидимой дороги в Эль-Тадж. Этот мужчина, который,как он уверен, и есть Алмаши, крепко привязал его к себе и к морфию, чтобыполучить возможность напоследок вернуться в свой мир, в свою печаль. Теперь ужев самом деле не имеет значения, на чьей стороне он был во время войны.

Но Караваджо снова наклоняется вперед.

– Я хочу еще кое-что узнать.

– Что?

– Мне нужно узнать, не вы ли убили Кэтрин Клифтон. Тоесть, если вы убили Джеффри Клифтона, то этим убили и ее.

– Нет. Я никогда даже и не думал об этом.

– Я спрашиваю об этом потому, что мистер Клифтонработал на британскую разведку. Вовсе он не был тем наивным англичанином, закоторого вы его принимали. Ваш дружелюбный мальчик. Англичане былизаинтересованы в том, чтобы он следил за вашей странной компанией вегипетско-ливийской пустыне. Они знали, что когда-нибудь в этой пустынеразвернутся военные действия. Он был специалистом по аэрофотосъемке, и егосмерть обеспокоила их. И все еще беспокоит. Они задают много вопросов. Им былос самого начала известно о вашей связи с его женой. Хотя Клифтон не знал обэтом. Они думали, что его смерть была подстроена, что она как защита,поднимающая разводной мост. Они ждали вас в Каире, но вы, конечно, вернулись впустыню. Позже, когда меня послали в Италию, я пропустил, чем закончилась этаистория, и не представлял, что с вами случилось.

– Значит, вы разыскивали меня.

Нет, я пришел сюда из-за девушки. Я знал ее отца. И уж никакне ожидал, что здесь, на этой полуразрушенной вилле, встречу графа Ладислава деАлмаши Честно признаюсь, вы мне больше понравились, чем все, с кем я до этогоработал.

* * *

Прямоугольник света, который переполз на сидящего Караваджо,обрамлял его грудь и голову так, что английскому пациенту лицо собеседникапредставлялось портретом. В приглушенном свете поздних вечеров его волосы моглиеще показаться темными, но сейчас седина видна была ярко и отчетливо; затомешки под глазами стерлись, как бы растаяли в темно-розовых лучах заката.