Он удивленно таращит глаза. На мгновение мне кажется, что сейчас будет супернеловко, но тут он начинает смеяться. И не просто смеяться, а ухохатываться, как, наверное, ухохатывались над Эдди Мерфи, когда он еще работал на «Субботнем вечере в прямом эфире».

— Слушай, я тут не шутки шучу. — Я сажусь рядом с ним и одергиваю толстовку. — В смысле… ну ты знаешь. Осталось еще три месяца… Я это серьезно.

— Я не… Я не над тобой смеюсь. — Он поворачивается ко мне. — Ну ладно, может, совсем чуть-чуть.

— Так, никаких тебе презервативов! — Я тянусь к коробке. — Они для тех, кто хорошо ко мне относится, понял?

Он целует меня. Я собиралась сказать что-то про команду лакросса в Нью-Йорке, но думать, когда я целуюсь с Майлзом, определенно невозможно. Тут что-то прилетает мне в щеку. Я отталкиваю Майлза, и он начинает хихикать.

— Ты сейчас что, бросил мне в лицо презерватив?

— Возможно. — Боже, мне так нравится его улыбка. — Не обижайся. Просто я раздаю презервативы симпатичным девчонкам, которые ведут себя как занозы в заднице.

Я зачерпываю несколько из коробки и швыряю ему в лицо.

— Тогда это все для тебя, — ухмыляюсь я. — Потому что ты — самая большая заноза в заднице.

— Ах так… — Он бросается к коробке, а я соскакиваю с кровати. Так как все боеприпасы у него, он продолжает кидать презервативы мне в лицо. Я пытаюсь перехватить коробку, сгибаясь пополам от смеха, но он ловко уворачивается.

— Ну теперь-то ты жалеешь, что не играешь в лакросс? — Он делает еще один бросок. — Потому что у меня больше выносливости.

— Кому нужна твоя выносливость? — Я хватаю горсть презервативов с пола. — Я зато вот что купила.

— Презики со вкусом черники? Гениально.

— Ах ты!

Презервативы летят в него. Он поднимает вверх руки и смеется, но я загоняю его в угол. Презервативами завален весь пол. Их так много, что кажется, будто сейчас в моей комнате начнется огромная оргия.

— Ну?! — кричу я. — Это все, на что ты способен?

— Ой, заткнись! — Он бросает мне в лицо презерватив со вкусом черники.

— Готовься встретить свою судьбу! — Я разрываю одну упаковку, потом вторую. — Что ты скажешь мне напоследок?

— Ты обо мне думаешь, когда мастурбируешь, — напевает он. — И я никогда этого не забуду.

— Вот зря ты это сказал! — Я бросаю их ему в лицо. — Чувак, если тебе когда-нибудь будут угрожать оружием, для тебя все плачевно закончится.

— Симона? — Дверь распахивается, и я замираю. — Нам пора, а то опоздаем. Майлз готов?

На пороге стоят отец с папой. Я вижу, как они переводят взгляд с вибратора на кровати на презервативы у меня в руке и на полу. Майлз приподнимается, его футболка вся усыпана синими презервативами. Вот что получается, если оставить меня наедине с парнем.

— Воу! — влетая в комнату, вскрикивает Клавдия. — Это все мальчики-натуралы так делают? Это типа такой брачный зов?

— Не думаю, — прищуриваясь, произносит Лидия. — У нас с Итаном никогда такого не было.

— Какой нахрен Итан? — Я изгибаю бровь. — Ты же встречаешься с Иэном.

— Симона, у меня и другие парни были.

— Я просто… — Папа замолкает. Он трет виски и смотрит на отца. — Почему нам не достался нормальный ребенок? У всех остальных дети как дети.

— Это не секс. — Я выпускаю из руки презервативы. — Клянусь.

— Это точно не секс, — подтверждает Майлз. — Мы… э-э…

— Я не хочу знать, — вздыхает отец. — Совершенно точно не хочу. Просто сделайте мне одолжение и собирайтесь быстрее. И сними, пожалуйста, эту толстовку. Ты же не пойдешь в ней на церемонию.

— Помните, как вы сказали, что гордитесь мной? — говорю я, улыбаясь. — Что я получу все награды? Куда подевалась ваша гордость?

— Ну, тогда у тебя в волосах не было презерватива. — Отец складывает руки на груди. — Но, пожалуй, я все равно тобой горжусь.

— Блин. — Я ощупываю голову. — Ладно вам.

Майлз выпутывает презерватив из моих волос. Я закусываю губу, чтобы удержаться от смеха. Как смешно было бы использовать именно этот презерватив.

— Симона, я всегда тобой гордился. — Отец сжимает ручку двери. — И всегда буду.

Я улыбаюсь. Он это и раньше говорил, но, кажется, впервые я тоже собой горжусь. Я пережила постановку и то, что вся школа узнала о моем ВИЧ-статусе. Пережила каминг-аут как бисексуалка перед лучшими подругами. И я еще много чего смогу пережить.

— То есть ты гордишься, что я купила презервативы?

Папа бросает грозный взгляд:

— Не наглей.

Майлз хихикает мне в плечо.

— Я всегда тебя люблю, — шепчет он. — Особенно когда ты покупаешь презервативы.

Я замираю, не в состоянии скрыть улыбку. Он сжимает мою руку, и я подношу ее ближе к сердцу.

— Я передумала, — говорю я, приваливаясь к нему плечом. — Кажется, я тебя прямо люблю-люблю. Если ты не против.

— Совсем не против. — Он целует меня в шею. — Может, попозже я тебе покажу, что я очень даже за.

— Фу, блин, меня сейчас стошнит. — Клавдия закатывает глаза. — Как вам не противно?

— Ой, да ладно тебе. — Я протягиваю руку подругам. — Вас я тоже люблю-люблю. На веки вечные.

Мы все стоим кучкой — я в окружении своих любимых людей. Даже если я не получу сегодня премию за лучшую режиссуру, что с того? Зачем мне одобрение какого-то рандомного жюри, если у меня есть горы презервативов и замечательные люди рядом.

Когда мы едем на мой второй прием к гинекологу, отец ставит Арету Франклин, и вскоре папа начинает распевать «(You Make Me Feel Like a) Natural Woman» так громко, что только чудом не останавливает все движение.

На самом деле я обожаю такие моменты.

Вот только к врачу я бы лучше сходила одна.

— Это… — Я постукиваю пальцами по колену, пока отец заезжает на парковку. — А что вы скажете, если я попрошу вас со мной не заходить?

Они замолкают и переглядываются. С заднего сиденья мне не видно, что у них на уме. На фоне по-прежнему звучит Арета.

— В смысле, я вас люблю, и все такое, — говорю я, закусывая губу. — Просто… мне уже скоро восемнадцать. Вы, конечно, родители, но я сама за себя несу ответственность, особенно когда дело касается… Ну, вы поняли. Секса и типа того.

Блин, когда я проигрывала это в голове, все звучало не так неловко.

— Давай обсудим все снаружи. — Папа откашливается. — По-моему, так будет проще.

Я с трудом сдерживаю вздох облегчения и, отстегнув ремень безопасности, выбираюсь из машины. Отец и папа стоят рядом. Прямо как в мой первый день в пансионе Матери Божией Лурдской, когда они меня туда привезли и мы прощались. Отец все не выпускал меня из объятий, а папа заставил взять с собой одеяло с их кровати. Оно пахло свежестью и мятой, совсем как они.