более важные дела. Наши узлы мы распутаем позже, когда найдем для них время. Потому что, если мы потерпим неудачу… больше переживать будет не из-за чего.

Я повернулась к ним обоим.

– Самое важное – остановить Уганга, что само по себе невыполнимая задача. Для того, что ждет нас впереди, мы должны оставаться сильными, а вместе мы сильнее, чем порознь. – Я нечаянно потерла затылок и вздрогнула от ран.

Принцы помолчали, но в конце концов склонили головы.

– Тебе больно? Что случилось с госпожой Сихэ? – спросил Ливей.

– Старые долги закрыты. Она была милосердна.

– Милосердна? – недоверчиво переспросил Ливей. – У тебя серьезные раны.

– Мне пришлось сражаться с фениксом. Такова была цена госпожи Сихэ за перо. – Я вспомнила ее боль, и в груди что-то сжалось. – Богиня знала, кто я; она могла бы попросить и больше. Девять ее детей мертвы.

– Ты их не убивала, – напомнил мне Вэньчжи.

– И она меня не убила, – возразила я.

– Как госпожа Сихэ узнала, кто ты? – серьезно спросил Ливей.

Меня передернуло при воспоминании об обмане его матери, но сейчас было не время для обвинений. Как только мы разберемся с Угангом, я выясню отношения с ней.

– Богиня Солнца знает все, что находится в ее владениях.

– Тебе повезло, что ты выбралась живой, – заметил Вэньчжи.

– Да, причем вместе с этим. – Я достала перышко, свернувшееся в шар, как осколок солнца.

Пламя кипело вдоль стержня и пыталось пробить барьер. Я не чувствовала триумфа – скорее, почти невыносимое бремя отнять что-то еще у тех, кто и так много потерял.

– Мы должны доставить перо к лавру. Как нам пройти мимо солдат Уганга на Луну? – спросила я.

– Луна тщательно охраняется, – предупредил Ливей. – Я слышал, что солдаты говорили об этом, пока сидел в заключении. Они удивлялись, сколько войск послали охранять это место, когда для защиты Нефритового дворца было предпринято меньше усилий.

Мой дом во власти Уганга. Горечь грызла меня, когда я представляла себе дворец Чистого света, такой тихий и умиротворенный, – теперь он находился в центре этих ужасных интриг. Пришла новая мысль, еще менее приятная.

– Моя жизненная энергия восстановилась так быстро из-за магии лавра. А вдруг солдаты Уганга и там сильнее? Как мы можем атаковать их в самом сердце их мощи?

– Не можем, – решительно сказал Вэньчжи. – Даже собери мы армию, Уганг почуял бы момент приближения наших войск и обрушил бы на них все, что есть в его распоряжении. Это будет бойня.

– Вдобавок мы спугнули бы Уганга, – предупредил Ливей. – Если он узнает, что мы собираемся уничтожить лавр, то не остановится ни перед чем, чтобы сохранить дерево. Мы никогда не смогли бы добраться до него.

– Тогда надо постараться держать его в неведении, – согласился Вэньчжи.

У меня поднялось настроение. Наконец они разговаривали без обид или враждебности.

– В Восточном море нам пришлось заманивать к себе наместника Жэньюя, – напомнила я Вэньчжи. – Сумеем ли обманом вынудить Уганга привести нас к лавру?

Он обдумал мои слова.

– Есть только один человек, которого Уганг подпустит к лавру, – наконец сказал Вэньчжи с явной неохотой.

Я замерла, поняв, куда он клонит. Был только один человек, которого Уганг мог допустить к лавру… не потому, что доверял ей, а потому что это означало бы исполнение его планов.

Моя мать.

– Нет. – Казалось, воздух вокруг меня сомкнулся; я судорожно искала недостатки в плане.

– Мы защитим ее. Он не причинит ей вреда.

Вэньчжи был не из тех, кто уклоняется от трудных решений. Мне хотелось наброситься на него, хотя разум шептал, что он прав. Это был наш лучший шанс… и, пожалуй, единственный.

– Солдаты Уганга выполняют его приказы, но ее не тронут, – сказал Вэньчжи. – Ты видела, как они вели себя на пляже.

– Возможно, но Уганг не станет мешкать, – возразила я. – Он возьмет кровь моей матери, чтобы собрать семена. Мы не можем позволить ему заполучить ее – не только потому, что я никому не дам причинить ей вред, но и потому что, если она окажется во власти Уганга, он победит.

Я собралась с мыслями и продолжила:

– У мамы нет магии, ей ни скрыть, ни высвободить силу пера. Да и его мощь может ее сжечь. Уганг сразу почует подвох, а если мы потеряем перо – то проиграем.

Меня трясло; я только тогда это поняла. Ливей коснулся моей руки.

– Ты права. Мы найдем другой способ.

– А если замаскировать кого-нибудь под твою мать? – предложил Вэньчжи.

Я уже так делала, выдавала себя за госпожу Аньмэй в Восточном море. Вот только здесь такая уловка не сработает.

– Уганг намного проницательнее наместника Жэньюя; простой смены одежды не хватит. Он знает мою мать с тех пор, как гостил у нас: ее голос, манеры и ауру – и явно их не забудет.

– А чары? – предложил Ливей. – Хотя те немногие маги, кого я знаю, могут скопировать только лица и очертания.

Я вспомнила, как маскировался Тао, когда мы лезли в сокровищницу, и то, что он рассказал мне об иллюзиях.

– Я слышала, что редкие колдуны способны воспроизводить не только внешность человека, но и его ауру и голос. Если это правда, я могла бы замаскироваться под мать.

Ливей нахмурился.

– Ауры так же уникальны, как завитки на наших пальцах. Должно быть, это древняя магия, потому что в наши дни о таком никто не говорит.

– Древняя и запретная, – добавил Вэньчжи. – Свиток Божественного зеркала – одно из самых мощных заклинаний Разума. Пока оно держится, почти невозможно обнаружить разницу.

– Запретный свиток? – с отвращением переспросил Ливей.

– Один из многих, которые уничтожил твой отец, – холодно ответил Вэньчжи. – К счастью для нас, их восстановили.

– Где он? – спросила я Вэньчжи.

Вероятно, Ливей считал меня лицемеркой, готовой на все ради победы. Учитывая, что стояло на кону, может, он был прав.

– Свиток у моего отца. Это один из самых ценных предметов в его коллекции.

– Он даст его нам? – засомневалась я.

– Я спрошу, но он настороженно отнесется к моей просьбе. Отец никому не доверяет: ни придворным, ни супругам, а меньше всего – своим детям. Чем выше ставки, тем больше вероятность предательства, – мрачно пояснил Вэньчжи.

Что-то мелькнуло в его выражении. Помнил ли он, как предал меня ради драконьего жемчуга? Жадность, честолюбие и страх были могущественными силами, способными затуманить сердце и разум.

Запела птица, бдительный вестник зари. Вэньчжи взглянул на светлеющие багряно-розовые небеса.

– Я вернусь, чтобы поговорить с ним до того, как он отправится на суд.

– Мы будем ждать тебя у границы с Восточным морем. Нельзя здесь задерживаться, так как скоро появится госпожа Сихэ.

Вэньчжи кивнул и поднял руку, чтобы вызвать облако. Напряжение охватило его тело, выражение лица стало мрачным. Боялся ли он стычки с отцом? Какие странные отношения у этих членов царских семей между родителем и ребенком. Неужели власть очерняла родственные связи? Давило тяжкое чувство долга? Небесный император упрекал Ливея в отсутствии безжалостности и амбиций, в то время как отец Вэньчжи опасался, что у его сына их чересчур много.

Ни Ливей, ни я не проронили ни слова, пока мы летели к Восточному морю. Меня поразило, что мы впервые остались одни с момента нашего бегства из Нефритового дворца – прошло всего несколько дней, но казалось, минули десятилетия. Я больше не была той девушкой, что вошла во двор Вечного спокойствия; я даже не была той, кто помог ему сбежать. Годы могут пролететь без малейшего следа, но порой достаточно одного мгновения, чтобы перевернуть всю жизнь.

Смерть разрушила неотъемлемую часть меня. С этим постоянным грузом на сердце счастье казалось чем-то недостижимым. Ливей стоял в шаге от меня, хотя с тем же успехом мог оказаться и в десяти, потому что между нами возникла стена. Пряди длинных черных волос падали ему на лицо, он смотрел в небо.

– Твои раны все еще болят? – спросил принц.

– Нет. – Неудобства были желанным отвлечением от других моих болей, невидимых.

Он наклонился