Много разных музыкантов играли с Ринго, и особенно мне понравился Эдгар Винтер. Эксцентричный, но не лез из кожи вон ради имиджа, и музыкант отличный. В начале семидесятых я почти не обращала внимания на его музыку, потому что она звучала для меня слишком чинно и традиционно. Об Эдгаре я кое-что знала только потому, что была знакома с его бывшей женой Барбарой Винтер.

Когда я слушала Эдгара и остальных музыкантов, на ум приходили истории из прошлого. Те дни были насыщены такой телесностью, как будто в молекулярных структурах моего тела было больше пространства. Я перенеслась во времена, когда работала в «Максе» в конце шестидесятых и у меня было короткое свидание с Эриком Эмерсоном однажды ночью в телефонной будке на втором этаже.

Эрик какое-то время жил у Криса. У него было множество подружек и сколько-то детей, но в итоге он встретил Барбару Винтер, которую я помню очень сексуальной, с большой грудью и роскошными черными волосами, – настоящая рок-н-ролльная крошка. Как-то Эльда рассказала нам историю про Барбару: та стояла у окна в старой квартире Эрика на Парк-авеню, размахивая огромным черным фаллоимитатором. Было раннее утро, люди тащились на работу, а тут большегрудая Барбара сигналит этой штукой. Я даже слегка расстроилась, что меня там не было. Эта картинка сделала мой день – и не только.

Когда Эрик и Барбара переехали на новую квартиру в модный высотный дом на Гринвич-стрит, мы с Крисом заходили к ним в гости. Из их квартиры открывался великолепный вид на Гудзон, и гавань, и даже на висячий мост Веррацано-Нарроус. Потрясающе. На самом деле в Нью-Йорке стоит жить ради таких видов. Тогда в городе возводились первые ультрасовременные высотки новой волны. Целый район, долгое время занятый торговцами специй, кардинально преобразился, и крепкий, насыщенный аромат специй и кофе рассеивался. То был божественный запах. Если бы я могла, я превратила бы его в благовония или что-то подобное.

Однажды мы пошли к Эрику и Барбаре, и настроение у меня было самым что ни на есть поганым. Хуже некуда. «Вздорный» будет самым нейтральным описанием моего характера. Я вела себя отвратительно. Строительство комплекса еще не закончилось. Рядом пустовала парковка, кое-как огороженная забором из проволочной сетки, на ней располагался передвижной офис строительной компании вместе с техникой и рыскала сторожевая собака… В общем, она не собиралась мириться с моим отстойным настроем, оскалила клыки, бросилась вперед и укусила меня за задницу. Я сразу же успокоилась. Честно, я не понимаю, как Крис ухитрялся мириться с моими чудовищными эмоциональными перепадами, он всегда был таким милым и забавным, когда я буянила, и почти всегда мог меня рассмешить. А иногда он тоже кидался и кусал меня за задницу.

Вот такие картинки вспыхивали у меня в голове. Спасибо, Эдгар. Я и не думала, что мне настолько понравится твое выступление. И спасибо, что перенес меня обратно в то особое время с Крисом, когда у нас не было денег и мы бродили повсюду – и в палящий зной, и в адский мороз.

Когда группа вернулась из тура и у меня вдруг образовалось свободное время, я ощутила порыв написать несколько песен самостоятельно. Обычно, работая с материалом группы, я держала в голове, что в итоге текст может петь как мужчина, так и женщина. Мне всегда было важно, чтобы тексты Blondie были андрогинными. Но эти песни стали более личными. Моя работа с Тhe Jazz Passengers сильно на меня повлияла. Рой Натансон написал для меня чудесную песню о чудовищном теракте террориста-смертника, она называлась Paradise. Мы с Крисом вместе сочинили две песни, и я скооперировалась с Барбом Моррисоном и Чарльзом Ниландом, которые выступали под названием Super Buddha. Так появился мой первый за четырнадцать лет сольный альбом. Necessary Evil вышел в сентябре 2007-го, и я снова отправилась в путь.

В детстве у меня не было Барби. Тогда ее еще не выпускали. Думаю, она появилась спустя много лет, когда я уже перестала играть в куклы. Поэтому, когда представители компании захотели со мной встретиться, я была заинтригована и сказала: «Конечно». Больше всего на той встрече меня поразило, что о Барби никто не говорил как о кукле. У всех присутствовала непоколебимая, абсолютная уверенность, что это реальная личность. Например, они высказывались так: «О, Барби не такая» или «Барби никогда бы так не поступила!» В их сознании Барби была реальным существом, со своим характером и собственным чувством стиля. По-моему, это восхитительно. Они напомнили мне кукловодов, с которыми я познакомилась на «Маппет-шоу», в особенности Фрэнка Оза. Фрэнк предупредил меня, что Мисс Пигги ни за что не станет проводить шоу со мной, потому что не выдержит, если я стану флиртовать с Кермитом где-то рядом.

Когда меня спросили, что я думаю о Барби «Дебби Харри», первое, что пришло в голову, – с чего бы мне этого хотеть? Только в то время это был своего рода фетиш, а я хорошо относилась к фетишам. К тому же в честь людей, которых я уважала, сделали Барби: например, Шер или Мэрилин Монро. И успех Барби во многом может коснуться и того, кого компания выбрала в качестве модели. Так что я сказала: «Давайте выпустим ее». Теперь у меня есть персональная Барби. На самом деле даже несколько – они лежат где-то в шкафу, все в розовых платьях со шнуровкой, как я в семидесятых. Представителям компании понравилось то розовое платье. Думаю, я все-таки предпочла бы черно-белое, полосатое, как зебра, но, может, для Барби вообще не делают платья с таким принтом.

Когда в 2009 году мы начали работу над новым альбомом Blondie, многие крупные нью-йоркские студии семидесятых и восьмидесятых закрылись – пали под натиском перехода на «цифру». Те, что остались, задирали ценник от стоимости самолета и выше. Тогда мы стали искать более дешевые варианты и нашли отличное место рядом с Вудстоком, где жили Крис, Барбара и девочки. Крис придумал название альбома: Panic of Girls[94], собирательное понятие – как стая ворон. Он изобрел его для обозначения беснующихся девушек. Поскольку мы снова остались без рекорд-компании, девятый студийный альбом Blondie вышел на независимом лейбле. И оказался в топ-20 британских инди-чартов.

Моя любимая песня на этом альбоме – Mother[95]. Думаю, это один из моих лучших текстов. Многие считают, что она о моей маме или даже кровной матери, только я не думаю, что кому-то из них нравились лакированные кожаные ботфорты! На самом деле песня о клубе под названием Mother в районе Митпэкинг, куда я любила ходить в середине девяностых. Это было андеграундное заведение, и оно находилось буквально ниже уровня тротуара. Очень темное, очень озорное – там всегда было весело. Клуб играл существенную роль в моей социальной жизни. Там у меня были друзья. Каждую неделю по вторникам устраивали тематические вечеринки, и все приходили в разных дрэг-костюмах. Например, это могла быть ночь Пабло Пикассо, или ночь роботов, или ночь инопланетных женщин – все, на что хватало воображения. Я люблю переодеваться, обожаю с детства, и это одна из причин, по которым мне так нравилось туда ходить. Костюм раскрепощает. Поэтому люди любят Хеллоуин – в течение нескольких часов они играют роль. На одну из вечеринок я оделась, как персонаж с картины Эдварда Мунка. У меня имелась шляпа-котелок, которой я наконец-то нашла применение, а оделась я в раскрашенный рекламный щит. Костюм был нелепый, и лавировать в нем в переполненном клубе было совершенно невозможно, но лучший способ провести время вряд ли придумаешь.